К сожалению, хотя понимание и существует, но никакой общей науки о душе до сих пор нет. Она было начала складываться в России и на Западе в восемнадцатом-девятнадцатом веках, но к началу двадцатого уже была задушена молодым естествознанием и ушла в небытие.

Поэтому я не в силах исходить из общего научного понятия о душе, чтобы вывести из него понятие о понимании. Я должен идти обратным путем: описывать душевные проявления, вроде понимания, чтобы однажды дойти до описания их источника. И это очень важная цель – понять и познать собственную душу.

Последнее предполагает, что сейчас я её не знаю. Настолько не знаю, что даже не вправе утверждать, что понимание действительно является душевной способностью. Это лишь мое предчувствие, которое еще требует доказательства.

Тем не менее, я исхожу из него. У меня нет только научного знания о душе, но бытовое знание себя у меня, как и у любого живого человека, есть. И оно говорит: понимание не может принадлежать телу. Оно принадлежит тому, что болит и мучается, когда меня не понимают. Пусть не напрямую, пусть как часть чего-то, что принадлежит душе, например, разуму, но все же это предмет психологии.

Я даже скажу больше: если мы задумаемся о различиях теоретической и прикладной психологии, то душа окажется главным судьей и действующим лицом всех наших усилий. Вся битва прикладной психологии идет именно за неё. Точнее за то, чтобы душа получила то, что хочет, и была счастлива.

Если задача теоретической или академической психологии – получение знаний, то для прикладной – главное, чтобы все в моей жизни было по душе. Соответствие жизни с душевными требованиями ощущается счастьем.

Что такое счастье, вопрос не просто сложный, но и неоднозначный. Очевидно, потому, что говорит о разных предметах. Знаменитое Фаустовское: остановись мгновенье, ты прекрасно! – это тоже одно из определений и пониманий счастья.

Не стоит читать толковые или психологические словари, они в этом деле не помощники. Гораздо ценнее то, что каждый сам знает, когда он счастлив или был счастлив.

Мы видим счастье, как лучшие времена своей жизни по сравнению с плохими временами. В этом смысле понимание счастья сближается с его историческим и языковедческим пониманием, которое скрыто в самом слове: с частью. То есть с долей, с уделом или наделом, то есть с правом иметь часть общего блага или общей добычи, которая выпала на долю племени или семьи.

В те опасные и голодные времена, когда от куска пищи могла зависеть жизнь целого рода, оказаться с частью добычи было счастьем. Сейчас, когда жизнь изменилась и стала спокойной и сытой, понятие счастья изменилось. Но в основе своей оно прежнее. И оно связано с лучшей жизнью и жизнью вообще.

Но жизнь, о которой идет речь, это моя жизнь. А я – это душа, воплотившаяся в тело. Опуская недоступное, можно сказать, что моя жизнь двойная – это жизнь тела и души. Это означает, что и понятие о счастье у нас двойное. По крайней мере, состоящее из двух частей: счастье телесное, и счастье души.

Психология, как наука о душе, должна бы быть нацелена исключительно на душевное счастье. Но вот беда, тело не даст душе покоя, если не будет учтено в этой битве. И стоит нам приглядеться к истории и культуре собственного народа, как мы увидим величайшую битву за то, как найти золотую середину между душой и телом.

От рождения и до самой смерти народная мудрость творит обычаи и порядки, позволяющие создать такие условия для тела, чтобы оно насытилось и успокоилось, и позволило нашим душам насладиться своим счастьем. До душевного счастья еще надо добраться, и человечество бьется за это тысячелетия, даже если не осознает этого.