Например, теория Фрейда о сублимации исходит из пессимистического посыла. Неудовлетворение своих желаний разного рода, ведет к перенаправлению этой энергии в другое русло. То есть в основе лежит неудовлетворение и недовольство от невозможности исполнить то, что хочешь.

Говорить о том, что пессимизм, который мы исследуем сегодня, существовал до Шопенгауэра мы не можем, так как только он акцентуализировал его и философски преобразовал, дав начало последующему умственному брожению по данному вопросу. Ранее мы видели, как мыслители, поэты и литераторы так или иначе касались этого вопроса, но нельзя сказать, что они выделяли пессимизм как отдельный объект для исследования. Тем более их язык и парадигма в какой они мыслили сильно отличались от начал данных Шопенгауэром. Именно поэтому здесь мы не можем оспаривать посылы оптимизма данные Лейбницем, так как говорим с ним в разных плоскостях, хотя он и максимально близко подошёл к его критическому осмыслению. Тем не менее работы Роберта Бёртона «Анатомия меланхолии» и Лейбница «Теодеция» определённым образом связаны с объектом нашего исследования, но при этом не являются предтечей тому, о чём мы говорим.

Общее представление Шопенгауэра о пессимизме, здесь, мы приняли по умолчанию, не подвергая его теорию критическому разбору. Основная проблема пессимистической теории Шопенгауэра состоит в его центральном основании на понятии воли, из которой он выводит пессимизм. Именно волюнтаристская теория наслаждения и страдания спорна в главном тезисе о том, что всякие страдания происходят от желаний. В обыденной жизни мы наблюдаем страдания происходящие, например, от внешнего мира и от внутренней работы ума. Потом сама воля порой бывает свободна от страдания. Более того так называемым спонтанным радостям не всегда предшествуют страдания. Потом, в обыденной жизни человек знает волю как сдерживающий фактор желания. Наконец, представление о том, что страдание продолжительно, а наслаждение скоротечно и между ними нет промежуточных звеньев, так же спорно в теории Шопенгауэра. Обыденный опыт знает минуты без желания, страдания и наслаждения, минуты равновесия. После удовлетворения, которое само по себе является сильным аффектом, наступает срединное время без желания и страдания.

При уяснении пессимистической составляющей жизни, естественным следствием было бы делать всё, что ограничивает проявление жизни, вплоть до её уничтожения, но вечное колесо страданий крутит то, что Шопенгауэр назвал «воля к жизни». Интересней всего этот вопрос решает индийская философия, введя такую категорию как нирвана, которая совершенно непонятна для западного ума, ввиду закона исключенного третьего. И действительно, ещё Августин заметил, что человек предпочитает жить как можно дольше, даже если вся его жизнь состоит из больших страхов и великих страданий2. В этом и состоит великое противоречие человеческого бытия, при котором ум, сознание и чувства говорят о несчастьях и страданиях, но инстинкт самосохранения и жажда чувств к наслаждениям толкают к жизни.

Шопенгауэр называл волю к жизни бессознательной, ведущей человека к действиям и стремлениям, а ввиду этого ещё и злой. Человек верит в исход дела какой он задумал, так как не хочет дискредитировать себя, так как если бы он изначально сомневался в правильности поступка, то не делал бы вообще то, что приходило ему на ум. Значимость собственных действий помогает человеку действовать, придаёт им оттенок правильности. Ему проще изначально убедить себя в положительном исходе дела и вместе с этой мыслью идти на дело, чем сразу же разочароваться в нём. Значимость собственных действий, как правило поддерживаемая обществом или в крайнем случае поддерживаемая только самим действующим, придаёт значимость жизни вообще. В большинстве случаев человек в жизни более ничего не желает, как не отставать от других, быть не хуже, чем все, при этом сохраняя свою изюминку. Парадокс же состоит в том, что именно это и толкает человека к самым фундаментальным несчастьям ввиду того, что оно лишает спокойствия. Если бы как в сказке человек мог выбрать между действием и спокойствием понимаемыми предельно широко, то несомненно абсолютное большинство выбрало бы спокойствие. В этом выборе, пожалуй, состоит основное отличие цивилизаций друг от друга. Поэтому неприятие всякого начинания, недеяние и отрицание всякого стремления – вот основные посылы пессимизма. Эти положения находят своё подтверждение в антитезе определения оптимизма, какое даёт А. Швейцер в афоризме: оптимизм – это воля к жизни. Ведь всякое действие так или иначе направлено на улучшение своего положения в будущем, что обычно приводит к обратному, так как само действие вообще есть уже страдание.