Мой телефон молчит, и эта тишина непривычна. Никто не звонит и не пишет. Директ напоминает кладбище былых и бурных переписок. С подружками, парнями… Куда-то запропастились даже турки с арабами, которых я блокировала с такой рьяностью, что натерла мозоль на большом пальце.

Я боюсь, правда боюсь, что выход на люди с грязной головой в скором времени войдет у меня в привычку. День без мытья превращается в катастрофу. Словно за ночь кто-то выливает бутыль растопленного масла и втирает в корни. Заканчивается и сухой шампунь… Тотальный *издец.

Я вновь пропускаю завтрак. Опаздываю конкретным образом. Погода не радует. Небо затянуто свинцовыми тучами и громыхает вдали. Я выхожу на балкон, чтобы перед уходом быстро выкурить сигаретку и ловлю себя на самой ничтожной из всех когда-либо посещавших мыслей: «Может, помыть голову под дождем?».

Чуть не тушу бычок об себя, чтобы немного привести в чувства, но слышу мелодию входящего вызова. Сердце екает, и я тороплюсь вернуться в комнату.

Вижу незнакомый номер и морщусь от неприятного ощущения во рту, но не от сигареты, а догадки, кто является инициатором звонка.

– Да? – отвечаю сухо и плетусь к зеркалу в прихожей.

– Где носит твою задницу, Покровская? – рычит Роман Бакланович, ой… Орланович. Хотя… – Сказать, который час?

– Не утруждайся, – вздыхаю я и шоркаю ногами по обратному пути за сумкой.

– Половина одиннадцатого, а тебя нет на месте.

Я глухо усмехаюсь, представляя его багровое от недовольства лицо.

– Случилось ЧП.

– Мне глубоко по*уй, Даниэла.

– Ой, не начинай. Буду через час. Плюс-минус.

Чувствую спазм в желудке, когда думаю о предстоящей поездке в метро.

– Я вычту опоздание из твоей зарплаты, – грозится «босс».

Я закатываю глаза.

– О нет, нет, не делайте этого, Роман Орланович… – с намеренной вялостью перебираю на языке буквы, надевая кремовые туфельки на толстом каблуке.

Раздается приглушенный грохот. Кирсанов буянит, судя по всему.

– Я тебя… – заикается рявкающим тоном.

– Ты меня обожаешь, – нагло перебиваю. – Спасибо. Мне очень приятно. Скоро буду, уважаемый начальник.

– Дана!..

Его гневное обращение тонет в моем безразличии. Я отстраняю телефон от уха и тычу ногтем на кнопку завершения вызова.

Прохожие задерживают взгляды на моей фигуре, что совершенно неудивительно, ведь мой «лук» безупречен: оверсайз-блузка с объемными рукавами, заправленная в кожаную юбку-трапецию длиной миди. В поездке, на удивление благополучной, удается освежить макияж помадой, тушью и минеральной пудрой. Мне везет хоть в чем-то. Дождь прекращается к моменту, как я выхожу из подземки, но сильные порывы ветра треплют прическу и уничтожают идеальную гладкость высокого хвоста.

Исчезаю из вида у зевак в однообразных костюмах, слоняющихся по улицам бизнес-района города, ныряя в вестибюль высотного здания. Коротко киваю сотрудникам на ресепшн, прикладывая к турникету именную электронную карточку, и свободно прохожу контрольно-пропускной пункт.

Глянцевые серебристые створки лифта не до конца открываются передо мной, а из противоположного конца приемной уже доносится раздражающе высокомерный голос великанши.

– Никому не дозволено являться на работу с таким чудовищным опозданием. Правила для всех одни. Беспардонное пренебрежение пунктуальностью недопустимо.

Я цепляюсь за ее непроницаемо-алебастровое лицо сощуренным взглядом.

– Ты моей мамочкой решила заделаться? Какое тебе дело до моих опозданий? Занимайся своими секретутскими делами.

Лучше не нарывайся, стерва. Я не в духе.

– Кирсановы… – продолжает свою зазубренную флегматичную шарманку, но проглатывает остаток фразы, когда со стороны кабинета Ромы слышатся приближающиеся шаги.