Я пропустил момент, когда он обошёл меня. Повернувшись вслед, увидел колтуны на нестриженой голове. К спине его непромокаемой куртки был пришит большой карман из мешковины, оттуда выглядывала верхняя часть глянцевого журнала. На обложке ясно прочитывался чей-то рекламный слоган: «Совершайте открытия!»

Я понял: и встреча, и надпись предназначались мне. Но какой смысл я должен был вынести из этого призыва? Какой вывод должен сделать из двух взаимосвязанных событий – полёта и реплик бездомного человека? Что настоящий полёт – это вовсе не полёт в физическом теле? Или что для материальных тел есть другие способы передвижения по воздуху? Возможно, что «совершение открытий» и есть квинтэссенция полёта души?

Желание сбылось, но я почувствовал себя человеком, взявшим кредит. Чтобы рассчитаться по нему, мне придётся работать больше прежнего.

Вернёмся в промозглый весенний Питер. Мы едем из аэропорта с симпатичным чиновником мэрии. Из-за внезапного приступа моей африканской болезни мне необходимы капельница и десять минут покоя. Обычно этого достаточно. Но Владимир настаивает: у него есть фантастический специалист, он живёт по дороге, снимет мою хворь за десять минут.

Дождь вернулся. Московский проспект больше похож на один из многочисленных городских каналов. Пересиливая тошноту, шучу: «Где будем швартоваться? Есть ли в багажнике кранцы?» Солидный молчаливый водитель впервые за поездку подаёт голос: «Не дрейфь! Для нас свободный кнехт всегда найдётся».

Мы вплыли в обычный питерский двор; поребрик, будто волнорез, отразил поднятую машиной волну. Когда Владимир потянул на себя обклеенную разноцветными объявлениями дверь подъезда, у меня было полное ощущение, что в сумраке холла нас ожидают портовые таможенники.

Лифт скрипел и отвратительно пах. На месте разбитого зеркала – надпись: «Опускаю бесплатно».

Остановившись на восьмом этаже, кабина лифта некоторое время раскачивалась; наконец, преодолев инерцию движения, распахнула створки. Мой гид вышел первым. Но не нажал кнопку звонка, а одёрнул плащ и поправил волосы. Повернулся, посмотрел на меня, как бы приглашая присоединиться, и только потом позвонил.

Дверь открыл мужчина лет сорока пяти, он был похож на хиппи и православного священника одновременно. Борода и волосы были растрёпаны, на босых ногах – не очень подходившие к сезону пляжные тапочки. Аура человека была, как мне показалось, совершенно обычной, с преобладанием жёлтого и зелёного цветов. Цвета глаз я не рассмотрел из-за свешивавшихся волос. Отступив вглубь коридора, хозяин квартиры спросил у вошедшего первым Владимира: «А где же обещанная бутылка?» Рассмеявшись, протянул руку. Достаточно долго подслеповато разглядывал меня, затем представился: «Евгений Поляков».

Некоторое время мы теснились в маленькой кухне, но уяснив суть проблемы, хозяин пригласил меня в единственную комнату его квартиры. Владимир остался хозяйничать у плиты.

То место, куда мы вошли, меньше всего походило на жилую комнату, это можно было назвать фонотекой, музеем современной музыки, студией звукозаписи или чем-то в этом роде. Все стены комнаты были покрыты стеллажами с винилом, CD, магнитофонными и видеокассетами.

Единственным местом, свободным от аппаратуры и стеллажей, был небольшой диван, видимо раскладывающийся на ночь. Евгений попросил меня сесть, снять носки и, вытащив из-за кучи проводов маленькую скамеечку, уселся напротив.

Передо мной сидел человек-целитель. Наблюдая ауру, я давно выделил этот тип людей. В насыщенно-жёлтом объёме их ауры проявляются и угасают проблески зелёного цвета. У особенно одарённых или развивших в себе эту способность из пятен вырываются зелёные протуберанцы. В процессе лечения небольшие сгустки этой зелёной плазмы иногда отрываются от целителя и как бы перетекают к пациенту вдоль невидимых линий.