– Как зашли, так и ушли! – грозно ответил ему Юрий Петрович, и его рука медленно совершила движение в сторону висевшей на его поясе кобуры с пистолетом.

– Ладно, ладно, ты чего пылишь, капитан! Мы уже уходим! – поторопились дать задний ход ночные гости. Они поспешно ретировались, прошмыгнув мимо офицера в открытую дверь.

Через несколько секунд их бесследно поглотила чёрная пустота ночи.

Глаза Эли и капитана встретились.

Грудь испуганной женщины высоко вздымалась от перенесённого волнения, и капитан отвернулся, чтобы не глядеть на неё, почувствовав неловкость.

– Я был тут рядом и… – словно оправдываясь, вымолвил мужчина. – Ну что ж, я пойду, пожалуй…

– Я прошу вас, не уходите! Не уходи…

***

В цеху по производству металлической сетки для ограды работало человек десять-двенадцать заключённых. Несколько рулонов скатанной, уже готовой продукции стояло у стены.

Здесь же беседовали двое в рабочих робах. Один из них только что опорожнил свою тачку и сейчас держал её в своих руках. Это был Пётр.

– Серый так просто не успокоится! Я его знаю! А вчера я конкретно слышал, как он с Косым из лесопильни твою тему перетирал!

– И что же они обо мне говорили? – поинтересовался Пётр у Червоного. Он решил ни в коем случае не перенимать местный лагерный жаргон и оставался в пределах нормативной русской речи.

Червоным звали рыжего парня из бывшего окружения Серого, он перестал с Серым знаться и стал на путь исправления. Этот решительный перелом случился с ним после победы Петра в схватке с предводителем блатных, Серым.

– Мочить тебя хотят! Потому он к Косому и подался, что сам дрейфит.

– И что же Косой? – поинтересовался Пётр.

– Он ему должен. Серый однова отсидку за него на себя взял.

– Как это?

– Очень просто. Они вместе на дело ходили, задолго ещё до последней ходки. По-моему, кассу какого-то завода взять хотели. Да накрыли их! Косой ходу дал, а Серый всё на себя взял, будто один он был, и на нары. Следователь, ясное дело, не поверил ему – такие дела в одиночку не делаются. Да только свидетелей маловато оказалось. Косого тогда только кассирша одна запомнила, а сторож и ребята заводские никого больше не видели. А Серый знай в свою дуду дует: не знаю, мол, парень какой-то заходил незнакомый, и всё тут. На дело один ходил, и точка! Так что Косой не замазался!

– Понятно…

– Ты вот что, один никуда не ходи. Смотри, чтоб вокруг тебя ребята из нашего отряда были. А то, сам понимаешь…

– Спасибо, Червоный. А как тебя зовут-то на самом деле?

– Меня-то? – удивился парень, давно отвыкший от своего настоящего имени. – Семёном…

– Спасибо, Сеня! Учту.

***

Было тихо. Так тихо, что в тягучей тишине бабьего лета из какого-то неведомого далёка отчётливо доносился гудок ночного локомотива и его недовольное паровое шипение, словно бы он и не поезд вовсе, а дошедший на плите до кипения чайник со свистком.

– Ты спишь? – Эля подняла голову и посмотрела на Юрия.

– Нет, – тихо ответил он, и в его глазах отразился серебряный свет луны.

– А я знаю, о чём ты думаешь, потому что об этом думаю и я, – сообщила она и, опустив голову, отстранилась.

– Вот как! И о чём же мы с тобою вместе думаем?

– О том, что изменили сейчас своим родным людям. Ты – жене, а я – мужу, – Эле хотелось плакать.

Юрий Петрович с силой придвинул её к себе, крепко обнял и поцеловал в висок.

– Ну что ты такое говоришь, дурёха? Их больше нет в этом мире. Они пропали на той страшной войне, ушли от нас навсегда! Мы не в силах что-либо изменить, как бы нам этого ни хотелось! А жить надо! Жить дальше, несмотря ни на что! Понимаешь? Конечно, мы не сможем их забыть, пока живы сами! Всё, что было связано с ними, – свято! Но обманывать тебя не хочу – я действительно думал именно об этом. Или почти об этом.