– Ну, смотри, фраер, ты сам напросился! – картинно поднялся со своего «трона» долговязый и, небрежно накинув на плечи рубаху, стал приближаться к парню. В его руке блеснула заточка.

– Попишу, сука! – прошипел он, делая рукой дуговые движения.

Пётр сгруппировался в ожидании нападения. Краем глаза он заметил, как соскочили со своих лежанок все обитатели барака, не только хулиганы, и заспешили к месту их схватки. Её исход был для них принципиален.

Наконец, мосластый, подбадриваемый своими «пацанами», перешёл к решительным действиям и попытался несколько раз ткнуть заточкой Петра. Но тот, опытный дворовый боец, ловко увернувшись, увесистой оплеухой достал нападавшего по уху.

Раздался громкий шлепок, злобный вой и радостный возглас зрителей, державших сторону Петра.

Блатной, потерявший на время ориентацию и чуть было не выронивший от боли и неожиданности заточку, вновь бросился на новенького, бешено орудуя своим оружием.

– А-а-а!.. – орал он, стараясь резануть парня. В какой-то момент ему всё-таки удалось царапнуть смельчака по руке.

На рукаве у Петра проступили капельки крови.

– Га!.. – подскочили хулиганы, в восторге вскинув кверху свои руки. – Что, получил, фраер?! – злорадствовали они.

А Пётр даже не взглянул на царапину, всем своим видом показывая, что для него это – сущий пустяк.

Улучшив момент, он, отскочив в сторону, перехватил кисть нападавшего и с силой ударил его, полностью открывшегося при очередном выпаде, правой ногой в пах. Звуки борьбы стихли. Стихло всё.

В полной тишине раздался одинокий сиротливый звон упавшей на пол заточки. Скрюченный малый, задыхаясь от боли и злобы, катался по полу и протяжно скулил, обхватив обеими руками промежность.

В следующий момент послышалось клацанье запоров и в дверь проскочили охранники с дубинками в руках:

– Всем оставаться на местах! Никому не двигаться! – закричали они.

– Как всегда, вовремя! – сказал про них кто-то из стоявших в заднем ряду.

***

– Я ищу Матюшина Петра, – в голосе Копейкиной послышалась надежда и просьба одновременно.

Сержант некоторое время, которое показалось женщине вечностью, переворачивал страницы журнала учёта осуждённых. Наконец он оторвал от него голову и произнёс:

– Есть такой. Переведён из Кировоградской ВТК месяц назад. А вы ему кто?

Эвелина испугалась, что сейчас, когда откроется, что она не родственница парню, её просто прогонят, и тогда… Она не знала, что тогда.

– Я… я соседка ему, – наконец покорно призналась Копейкина. Врать было бесполезно.

– Гм, – многозначительно хмыкнул сержант. – Что же вы хотите?

– Увидеть его. Ведь им разрешены свидания?!

– Но вы же ему не мать! И вообще не родственница!

– Нет у него никаких родственников, кроме тётки! Родители погибли в войну, а тётка больна и приехать не может! – всё-таки соврала Копейкина, не желая вдаваться в подробности.

– Ну, не знаю. Это вам к начальнику колонии надо.

– А как с ним связаться? Я приехала издалека, намаялась я… – в голосе женщины послышались просительные нотки.

– Подождите, я сейчас позвоню, – пожалел её сержант.

***

– Пётр хороший мальчик. И не вор он вовсе, всё это ошибка! Случайно вышло!

– Ну да. Хороший мальчик, – скептически усмехнулся начальник колонии, капитан в милицейской форме, мужчина лет сорока пяти, и поглядел на сидевшего рядом молодого лейтенанта, офицера-воспитателя. Тот понимающе взглянул на начальника. – Только он сейчас в дисциплинарном изоляторе за драку и поножовщину!

– Какую поножовщину? – всё похолодело внутри у бедной женщины.

– Ну, нож, допустим не его. Но он избил товарища своего отделения, также осужденного за кражу.