С двенадцатилетней Камиллой было проще, она жила по соседству и ходила в обычную, не американскую школу, но с ней возникли другие трудности. Во-первых, изо всех сил приходилось делать вид, что ему просто с ней интересно разговаривать, и только; во-вторых, убедить в этом заодно всех случайных свидетелей, включая своих и ее родителей; в-третьих, в самом деле не сделать ничего опрометчивого, чего потом пришлось бы стыдиться. Родители никогда не говорили с ним о таких вещах, как благородное и не благородное поведение, более того, частенько иронизировали над семейными ценностями в голливудских фильмах, тем не менее представление о табу в собственном поведении Алекс имел совершенно четкие.

Как ему приходилось напрягать собственную голову, чтобы просто придумать тему для продолжительного телефонного или очного разговора с Камиллой! Сколько лицедейства напускал он на себя, чтобы выглядеть перед ней предельно возвышенным и искренним, не имеющим ни одной задней мысли! Как одновременно хотелось и было боязно любого физического прикосновения! И сколько раз он ловил обращенные на них с Камиллой бесцеремонные взгляды взрослых, которые недвусмысленно говорили, что они прекрасно понимают все его скрытые желания и намерения. Но такова уж природа подростковых чувств, что они умеют игнорировать и прорываться сквозь любые оскорбительные обстоятельства.

Два раза уже удавалось Алексу заманить Камиллу к себе домой. Сначала для показа своего нового компьютера, к которому девчонка оказалась совершенно равнодушна, потом – для тайного проникновения в подвальный тир, тоже не вызвавший у нее особых восторгов, и, наконец, сегодня он позвал ее для опробования подарка родителей на день рождения: дорогого фотоаппарата.

Это последнее приглашение неожиданно принесло полный успех. Польщенная тем, что ее хотят снять в самом красивом виде, Камилла с таким восторгом и доверием смотрела на своего кавалера, что Алексу не оставалось ничего другого, как и дальше выжимать из нее новые восклицательные знаки. В комнатах виллы развернуться особо было негде, и они поневоле переместились в сад. Родители отсутствовали, но в дальнем углу подстригал что-то старый садовник Гаспар да на террасе время от времени мелькала со щеткой служанка Хасмина. Однако разыгравшимся подросткам это уже помешать не могло.

Алекс поменял в «Никоне» уже третью пленку, изображая из себя опытного фотомастера, даже пытался указывать Камилле, какие именно ей принимать позы.

– А теперь голову чуть набок и задумайся.

– О чем задумайся? – удивленно спрашивала юная гостья.

– Умножь в уме одиннадцать на одиннадцать, – тут же придумал он.

Камилла рассердилась.

– Алекс, ты с ума сошел, я и на бумаге это не сосчитаю.

– Ну тогда десять на десять, – продолжил он игру.

– Этого тоже нет в таблице умножения.

– Ну что, трудно к десяти ноль в уме прибавить?

– К десяти ноль прибавить? – Она на секунду задумалась. И Алекс успел сделать два снимка. – Ну ты совсем надо мной издеваешься. Я больше не буду сниматься.

– Все, все. Ничего умного больше не будет. Клянусь!

Малолетняя кокетка, надув губки, направилась к воротам. Алекс поспешил следом.

– Ну, Камилла, я же пошутил. Давай еще с цветком в волосах щелкну.

Она оглянулась.

– С каким цветком?

Кругом было полно цветущих кустов, но это все было не то. Камилла указала на декоративный прудик, который украшали три белые лилии:

– С тем хочу.

Алекс чуть замялся:

– Это любимые цветы мамы. Она не разрешает их рвать.

– Ну тогда и оставайся здесь, а я пошла. – Камилла сделала нетерпеливое движение в сторону ворот.

– Хорошо, сейчас.