– Откуда я знаю? Они на полу уже лежали. Кажется, среднего роста. Лет по двадцать, двадцать пять. У одного был пистолет, у другого нож.

– А твоя мама что делала?

– Перевязывала того, что с ножом был. Он плакал, говорил, что ему теперь руку ампутируют.

– А твой отец что?

– А папа ему говорит: «Ничего, у тебя еще другая рука есть».

– Ну у тебя папа и хохмач. Так ему и сказал?! А мама что, совсем не испугалась?

– Ее только потом сильно трясло, когда скорая уже уехала.

Все бы так, наверно, и катилось по намеченному графику: сбор никому не нужных секретных данных о Центральной Америке, выполнение разовых заданий мексиканского резидента, постоянная готовность к активным действиям при наступлении часа «Ч», даже раскрытие перед сыном семейной тайны в восемнадцать лет выглядело вполне запрограммированным, для чего Гонсалесы начали откладывать деньги на крейсерскую яхту, чтобы именно на ней, посреди океана сделать сыну сие признание. Но тут наступили приснопамятные перестройка и гласность. Поначалу Гонсалесы даже гордились ими: наконец-то «империя зла» показывает всем свое нормальное, не враждебное лицо. Однако год отщелкивался за годом, и у Карлоса возникало все больше тревоги:

– Ну нельзя же так уж перед американцами и Европой стелиться! Потом же самим стыдно будет.

Исабель не разделяла его страхов, всячески защищая «меченого генсека», мол, все это хорошо продуманная многоходовая стратегия. Но у Карлоса уже было с кем и без нее поговорить на эту тему. В их доме стал время от времени появляться Альберто, нелегал из Панамы; будучи торговцем офисной оргтехникой, он мог раскатывать по всей Перемычке, как они называли Центральную Америку, как угодно. Альберто прибыл из Москвы совсем недавно, поэтому знал массу таких совдеповских подробностей, которые не почерпнешь ни на каком Си-эн-эн или Би-би-си. Тонкий и прямой, больше похожий на англичанина, чем на латиноса, он был еще более Карлоса резок в суждениях о делах в Союзе.

– Боюсь, что повторяется февраль семнадцатого года. Только там дворянское быдло предало свою страну, а теперь наше хваленое политбюро предает.

Когда случился ГКЧП, Альберто примчался к Гонсалесам среди ночи с радостной вестью:

– Наконец-то нашелся кто-то прекратить этот бардак!

Но два дня спустя уже не было несчастней его человека:

– Господи, ну что за придурки! Трех трупов испугались!

И теперь уже Карлос, хотя и был полностью с ним солидарен, утешал его:

– Ничего, зато москвичи оторвались за эти три дня по полной. Конечно, обидно, что они все решают за всю страну, но ведь так было всегда.

Катастрофу декабря девяносто первого года Альберто с Карлосом встретили чисто по-русски: отпустили прислугу, отправили Исабель с Алексом загорать на тихоокеанское побережье, а сами закрылись в подземном тире, вдрабадан напились и израсходовали почти тысячу патронов по мишеням-президентам.

Вскоре после этого в жизни Альберто и в жизни Гонсалесов наступило тревожное время. Регулярно поступали сведения уже не только о нелегалах-перебежчиках, но и о крупных чинах московских спецслужб, которые, ничего не боясь, чуть ли не на пресс-конференциях выдавали госсекреты.

Однажды Карлос даже услышал знакомую фамилию такого штабного разведчика и стал готовиться к своему возможному аресту здесь, в Коста-Рике. Но прошло месяца четыре, а его никто не арестовывал. Альберто объяснил это по-своему:

– А зачем американцам лишний раз суетиться? Ты же «спящий» агент, большого вреда пока не приносишь, зато всегда под рукой, если понадобится обмен раскрытыми шпионами. – И чуть подумав, добавил: – Подозреваю, что вы у них сейчас в качестве учебного пособия. Помню, в Москве мне тоже показывали такого «спящего» американца, чтобы я за ним просто походил, понаблюдал, как он ведет себя, чем выделяется, как старается на своей легальной службе. Полезная штука, между прочим.