– Дон Альфонсо приехал с женой и сыновьями!

– Вернулись из Нью-Йорка? И сразу к тебе? Какая честь!

В голосе мамы недовольные нотки, и я начинаю прислушиваться.

– Вернулись. Не забывай, кто такой дон Альфонсо и насколько я дорожу нашей дружбой. Давай, подгони Анну, пусть накрывает на стол.

– Я знаю, кто он такой, Миша. И именно потому что я это знаю… мне бы не хотелось такой тесной дружбы.

– Эта дружба залог всего для нас. И я больше не намерен обсуждать это с тобой.

– Знай свое место, женщина?

– Надя! – в голосе отца металлические нотки.

– Любимые блинчики Альфонсо с красной икрой уже готовы.

– Вот и чудненько, и позаботься, чтоб дети нам не мешали, когда мы уйдем в кабинет.

Понятно, маме этот Альфонсо не нравится, а у папы с ним какие-то дела, и этот Альфонсо важная шишка. Отец сказал, он с сыновьями? Интересно, папа действительно думает, что я стану развлекать каких-то мальчишек? Словно в ответ на мои мысли отец заглянул в мою комнату:

– Юлия! – строго сказал он. – Ты вторая хозяйка дома. Будь гостеприимной и без своих выкрутасов! Поняла?!

Когда отец ушел, я посмотрела через зеркало на Ма.

– Противные ди Мартелли! Как я их терпеть не могу!

– Вы их ни разу не видели!

– Из-за них мне нельзя играть на заднем дворе! Пусть катятся в свою Америку!

– Маленькой синьорите не пристало так себя вести! Гости отца – это святое. Вот если бы я своему отцу так сказала…

– Он бы отшлепал тебя по заднице?

Представила себе, как колыхается зад толстухи Ма, и засмеялась.

– Верно! Жаль, ваш этого не делает!

Я фыркнула и тут же ойкнула, когда Ма потуже затянула колоски, вплела в них ленты.

– Чудные у вас волосы. Похожи на свежий мед и пахнут мятой. Мой отец говорил, что нет ничего красивее цвета пчелиных сот. А мой отец знал толк в настоящей красоте, уж поверьте.

– Маааа! Ну хватит! Я не маленькая! Расплети эти ужасные косы!

– Нельзя ходить патлатой!

– Не патлатой! Обрезать их надо! Ненавижу расчесываться! Вот у Даны Торичелли «карэ»! И ей очень идет!

– Вот еще! Синьор Микель обожает ваши волосы!

– А я ненавижу!

Я стащила ленты и тряхнула волосами, которые доставали мне ниже ягодиц. Непослушные, буйные, вечно спутанные коричнево-рыжие космы.

– Дайте соберу сзади заколкой. Да стойте же вы! Что за упрямая девчонка!

– И я надену штаны!

– Ни за что! Только платье!

– Штаны!

– Я сказала, платье, или никакого шоколадного крема с остатков на кухне!

Надула губы. А Ма надула свои в ответ и уперла руки в толстые бока. Полосатый фартук грозно вздулся на огромной груди, и вышитая на нем желтая рожица теперь выглядела не улыбающейся, а злой. Это означало, что спорить бесполезно. Я тяжело вздохнула.

– Ладно. Но без всяких там рюшек.

К столу я спустилась в ужасном настроении. Меня раздражали воланы на розовой юбке, бесили белые носки и туфли с атласными бантиками. И мне совершенно не хотелось развлекать детей какого-то гостя отца. Гостя, из-за которого дом драили по всем углам несколько суток подряд, готовили дня два, зарезали трех кур и запретили мне ходить в конюшню к Смелому.

Сам Альфонсо мне показался страшным и очень носатым, из-за густой седой бороды я видела только его мясистые губы, а хищные желтоватые глаза то и дело сверкали неприятным огнем. А его жена выглядела вычурно красивой, как с обложки журналов. Ее курчавые каштановые волосы пахли какими-то немыслимыми духами, а длинные ресницы то и дело хлопали, как два огромных веера. Странно, как она может быть мамой двух взрослых мальчиков подростков. Потом мне стало известно, что это их мачеха и по совместительству пятая жена ди Мартелли старшего. Первая жена Альфонсо – мать обоих сыновей, умерла пять лет назад от острой пневмонии, а остальные менялись раз в год. Но сами дети Мартелли и были моим дичайшим разочарованием. Увидела их из окна и сложила руки на груди в знак протеста. Какого черта мне с ними делать? Я ожидала, что они будут маленькими. Я смогу командовать и придумывать для нас игры, но самому младшему оказалось двенадцать, а старшему пятнадцать. Они не сели за стол, а бродили где-то по двору, и отец отправил меня к ним.