Но признавая неотвратимость бедности и нищеты, они продвигали не универсальный лозунг «помоги нуждающемуся», а расчетливый совет «помоги достойному, когда он попросит об этом», как об этом писал еще в 6 в. до н.э. древнегреческий поэт Феогнид. Эта же идея прозвучала в 4 в. до н.э. у греческого ритора Исократа – «делай добро для добродетельного», а спустя два столетия и у римлянина Катона Старшего – «отвечай добром на добро» (bono benefacito). Век спустя его соотечественник Цицерон убеждал: «помогай лишь тем, кто этого заслуживает». Ему же принадлежит изречение-приговор – «благодеяния недостойным равны злодеяниям». Еще через столетие у Сенеки это звучало так: «жертвуй тем, которые способны сами совершать добрые поступки». Затем он продолжает: «Это заблуждение думать, что дарить легко… Некоторым людям я не буду дарить, хотя они и нуждаются, так как и после моего дара они все равно будут нуждаться», имея ввиду, очевидно, что, как сказано у В. Даля, «в худого коня корм тратить, что в худую кадушку воду лить».

С чисто житейской точки зрения с этими взглядами трудно спорить, поскольку за ними стоят здравый смысл и знание человеческих пороков – ведь так часто «не в коня корм». Но в социальном плане это были взгляды представителей аристократии, которые к бедным предъявляли мало выполнимые этические требования своего круга о достоинстве и заслугах, о сходном стиле жизни, об ответных услугах. Это практически исключало ту известную в наши дни благотворительность богатых для бедных, о которой писал В. Тарн (см. введение к этой книге). Поддержки богатых удостаивались тогда обедневшие люди своего круга – клиенты благодетеля, а также образованные и умелые рабы или вольноотпущенники, способные не только оценить дар или услугу патрона, но и в приемлемой форме ответить тем же. Известно, что число наследств, оставленных богатыми и знатными римлянами «достойным» вольноотпущенникам, было значительно больше числа наследств не только для своих сограждан, но и для детей завещателей.

Сама по себе традиция обуславливать поддержку бедных или милостыню нищим требованиями «соответствия», нашла сторонников и у отцов христианской церкви. Как отмечает Хэндс27, не все из них были согласны с радикальным утверждением Иоанна Златоуста (344—407 гг.), что для христианина не должно быть важным действительно ли бедняк нуждается в помощи и что лишь он сам несет бремя ответственности за решение отказаться, если она ему не нужна. Далеко не всякий в нужде способен нести подобное бремя принятия этически верных решений. Эта же этическая проблема возникла и в иудейской традиции филантропии, и здесь она также сопровождалась различными толкованиями28. Наиболее осторожные из отцов церкви были согласны с Сенекой в том, что быть благодетелем нелегко, они, однако, уже не связывали, как римские авторы, «достоинство» получателя с владением собственностью, образованием, взаимностью, хотя и ожидали, что бедный выполнит любую работу, которую ему предложит христианская община. Это была христианская модификация обычая взаимности, широко применявшаяся в последующие века, например, работа на церковный приход, монастырь, или город в Средние века29.

Особенно странным казалось богачам Рима, склоняющимся в первые века нашей эры к христианству, его требование отдать все свое богатство бедным, и лишь немногие, искренне принявшие это вероучение, поступали так. В первую очередь потому, что они почти не видели среди нищей пролетарской массы Рима и провинций империи привычных им «бедняков», достойных столь выдающегося пожертвования. Затем, оттого что они, если и жертвовали на сограждан, то чаще всего из дохода своих имений и предприятий, не трогая основной капитал. Наконец, даже если они так поступали, то только жертвуя своему городу, клубу, храму, на проведение игр и других празднеств, на раздачу зерна, то есть всем гражданам, включая бедных и нищих, и получая взамен достойные их дара почести.