Не правда ли, красиво? Все продумано и просчитано, чтобы затем быть узаконенным. Жертвователь должен был быть уверен в исполнении его воли и после смерти, а для всех будущих дарителей это становилось убедительным примером и стимулом как к богатству, так и щедрости.

Даже если не устраивались столь пышные церемонии, за дарением скрывался один и тот же мотив – жертвователь хотел и мог надеяться на длительную память потомков о нем после его смерти. Это было характерно не только для политиков и правителей, но и для остальной знатной и богатой публики. Если такая знаменитость, как Цицерон, мог себе позволить сказать: «Не в наших силах удержать дыхание жизни, но мы можем продолжать жить через прославление наших высоких достоинств», то и некий филантроп из Гифио, морского порта Спарты, по имени Ароматион, известный лишь из сохранившейся надписи 2-го века н.э. о своем пожертвовании и его условиях, утверждал примерно тоже – «благодаря этому подобающему и щедрому акту я смогу достичь бессмертия»51

Римляне унаследовали эту идею и способ ее осуществления у греков и развили их далее со свойственной им практичностью. Особенно хорошо подошла для этих целей организация частных фондов как юридических лиц, не связанных жестко с религиозными обрядами. Теперь озабоченность самоувековечиванием становится еще сильнее и, чтобы его добиться, приходилось завещать проведение не только религиозных обрядов и праздничных пиров, но и более земных, а то и жестоких зрелищ типа гладиаторских боев. Вот типичный пример этой тенденции, приведенный Хэндсом. В начале 2-го века некий Тит Валентиниан из приморского Пезаро (Центральная Италия) завещал городу миллион сестерций. Процентный доход с 400 тыс. из этой суммы полагалось тратить на ежегодный пир в честь дня рождения его сына, тогда как доход с остальных 600 тыс. следовало расходовать на устройство каждые пять лет гладиаторских боев в честь завещателя.