– С ребёночка что взять, – говорила несчастная женщина. – Но уж вору этому я не спущу! Ни за что не спущу!

II

На другой день наварила она горшок капусты и горшок гороха, нажарила целую сковороду свиных шкварок, поставила в печь, закрыла её, покормила ребёнка, взяла с собой кота и Жучку и ушла. Но ушла недалеко – схоронилась за углом и поглядывает в окошко.

Видит – приподнялся ребёночек, сел в колыбели, озирается по сторонам: нет ли кого в избе? Потом выкарабкался из колыбели – и шасть к печке! Подошёл, открыл заслонку, потянул носом, жмурясь от удовольствия – очень уж вкусно шкварками запахло, – и стал искать ложку. А ложки были высоко, на полочке, никак не достать. Вот он влез на сундук, взял ложку побольше, выдвинул из печи горшок с капустой, шкварками заправил, добавил гороху и давай уплетать за обе щеки.



Тут крестьянка струхнула не на шутку, руками всплеснула и побежала за соседкой. Воротились обе, видят – в горшках уже на донышке осталось, а он всё сопит да уплетает. Съел капусту, съел горох, поскрёб ложкой по дну, наклонил сковородку, вылизал, задвинул горшки в печь и стал, как хозяин, по избе расхаживать, во все уголки заглядывать. Крестьянка даже зубами заскрипела. А он себе похаживает, глазами шарит. Нашёл яйцо под кошёлкой, смотрит, как на невидаль, головой огромной качает.

– Семьдесят семь лет живу на свете, – бормочет, – а бочки без обручей не видывал!

Тут соседка сразу смекнула, что это гном.

– Что ж, – говорит, – сорви ветку берёзовую да угости его хорошенько и на помойку выкинь. Как начнёт он там голосить, принесут тебе гномы Ясека, а этого урода назад заберут.

Крестьянке этот совет по душе пришёлся. Кинулась она в березняк, сломила ветку, прибежала домой, схватила подкидыша за шиворот и давай стегать.

– Вот тебе, получай: за мои харчи, за Ясека, за обиду мою!

Тот орёт – за версту слышно, а баба знай лупит его без устали. Через хату от неё жила вдова Кукулина с маленькой дочкой Марысей. На ту пору шла она как раз с дочкой на руках господское поле полоть. Услыхала, что у соседки вопит кто-то не своим голосом, остановилась и думает: «Не иначе, бьют кого-то. Надо идти выручать». Тут и дочка её, которая ещё говорить не умела, заплакала жалобно: поняла, видно, что кого-то обижают.

Глянула Кукулина на дорогу, глянула на солнышко – а оно уже высоко поднялось. Женщина она была работящая, жалко ей было время терять, но ведь сердце не камень. И она завернула к соседке, но дверь оказалась заперта.

– Соседка! – крикнула она. – Кто это у вас так кричит?

А мать Ясека в ответ:

– Не твоё дело! Ступай своей дорогой!

Но Кукулина не сдавалась.

– Соседка, – говорит, – никак вы своего сыночка бьёте? Пожалейте его, ведь он ещё совсем маленький!



– Такой же он мне сыночек, этот оборотень, как злой ветер, что по полю гуляет.

– Сын он вам или нет, всё равно не бейте! Сердце надрывается от этого крика!

Тут и Марыся заплакала в три ручья. Обозлилась крестьянка и крикнула:

– Ишь добрая какая! Нашлась заступница! Проваливай, откуда пришла, да не суй нос не в своё дело, а то как бы тебе самой не попало!

Не очень приятно было вдове выслушать такую отповедь, но в хате стало тише, и она подумала: «Ладно, лишь бы угомонилась баба. Мало ли чего в сердцах не наговорит человек, нельзя на него за это обижаться». И пошла своей дорогой. А гномы тоже услыхали крики Хвоща.

– Плохо дело! – говорят. – Надо на выручку идти.

И пошли в избе чудеса. Вылезли из подпечья карлики в жёлтых и зелёных плащах; у каждого красный колпачок в руке, все низко кланяются бабе и просят отпустить дружка, а взамен обещают полный фартук талеров насыпать. Растаяла крестьянка, как про талеры услышала, но соседка ей на ухо шепчет: