Мало того: так как закон есть то, чего желает государь, а государь может желать лишь того, что он знает, то является надобность в бесконечном множестве лиц, которые желали бы за него и так, как он.

Наконец, так как закон есть непредвиденное проявление воли государя, то необходимо, чтобы проявление воли тех, которые желают за него, было таким же быстрым и внезапным, как и его собственное.

В деспотических государствах существует обычай, согласно которому всякое обращение к высшему лицу и даже к самим государям должно сопровождаться приношениями. Император Могола не принимает просьб от своих подданных без какого-нибудь приношения с их стороны. Эти государи доходят до того, что за подарки продают свои милости.

Так оно и должно быть в государстве, где нет граждан, в государстве, где все убеждены, что высший не имеет никаких обязательств по отношению к низшему; в государстве, где люди думают, что единственная связь между ними состоит лишь в карах, которые одни налагают на других; в государстве, где мало делается дел и где редко встречается надобность обращаться к высокопоставленному лицу с просьбами и еще того реже – с жалобами.

В республике эти подарки ненавистны, потому что добродетель в них не нуждается. В монархии честь является более сильным двигателем, чем подарки. Но в деспотическом государстве, где нет ни добродетели, ни чести, человека можно побудить к деятельности лишь надеждой на умножение его житейских удобств.

Именно руководствуясь идеей республики, Платон требовал, чтобы лица, принимающие подарки за исполнение своего долга, были наказуемы смертью. «Не следует принимать подарков ни за хорошие, ни за дурные дела», – говорит он.

Римский закон, дозволявший должностным лицам принимать небольшие приношения при том условии, чтобы их общая стоимость не превышала ста экю в год, был очень дурным законом. Кому ничего не дают, тот ничего и не желает; те же, кому дают мало, вскоре пожелают большего, а потом и многого. К тому же легче вразумить того, кто, будучи обязан не брать ничего, берет нечто, чем того, кто берет больше, чем ему дозволено брать, всегда находя для этого какие-либо предлоги, извинения, причины и оправдывающие его обстоятельства.

В деспотических государствах, где, как уже мы сказали, люди побуждаются к деятельности лишь надеждой на увеличение своих житейских удобств, государь может награждать только деньгами. В монархии, где господствует одна честь, государь мог бы награждать только одними почетными отличиями, но так как эти установленные честью отличия связаны с роскошью, которая неизбежно порождает новые потребности, то государь награждает там почестями, ведущими к богатству. В республике же, где властвует добродетель, двигатель самодовлеющий и исключающий все прочие, государство награждает только одним засвидетельствованием этой добродетели.

Крупные награды служат признаком упадка – это общее правило как для республики, так и для монархии; появление таких наград указывает на то, что основные начала правления испорчены, что, с одной стороны, понятие чести утратило прежнюю силу, а с другой – ослабели гражданские добродетели.

Самые худшие из римских императоров были в то же время самыми щедрыми на награды. Таковы, например, Калигула, Клавдий, Нерон, Оттон, Вителлий, Коммод, Гелиогабал и Каракалла.

Лучшие же, как Август, Веспасиан, Антонин Пий, Марк Аврелий и Пертинакс, были, напротив, самыми экономными в этом отношении. При хороших императорах государство снова возвращалось к своим принципам и сокровище чести заменяло все прочие сокровища.