Детей в селе приучают к работе с ранних лет. Поначалу это лёгкие, физически не очень обременительные работы: отогнать в стадо или встретить из стада корову, присмотреть за живностью, выпускаемой на луг, нарвать или серпом нажать травы для скотины и для сушки впрок, на зиму, прополоть грядки, натаскать воды из колодца и т. д. С возрастом работы становятся серьёзнее и ответственнее. Но это, так сказать, домашние работы, на себя. В колхозе же начал «подрабатывать» в летние каникулы, после седьмого класса. Справедливости ради нужно сказать, что ребят школьного возраста официально колхоз не привлекал к работам, но в период уборки урожая зерновых привлекала школа, например, к подбору упавших колосков. С холщёвыми сумками на лямке через плечо целый класс идёт цепью, срывая оставшиеся после жатвы отдельные колоски и поднимая упавшие, тайком луща их для утоления голода – ведь дома никакого хлеба не было, но большую часть складывая в сумку для сдачи на склад. Спросят ведь. А мы тогда боялись всего.

Нужда заставляла идти на работу и хоть какой-то трудодень заработать, хотя и с совершенно не ясной перспективой получить материальное вознаграждение за свой труд. Работы были самые разные: от вывоза навоза со скотного двора на поля до участия в уборке урожая зерна, картошки, заготовке сена. На всю жизнь запомнились работы на молотилке подавальщиком снопов. Сил уже нет, глаза забиты пылью и остями, спина раскалывается, а молотилка (приводилась в действие широко ремённой передачей от трактора ХТЗ, у которого для этих целей снимали заднее колесо) начинает грохотать, если в зев её не сунешь сноп. Сразу услышат и сделают соответствующее внушение. Такая же работа и на копнителе за комбайном: ости и пыль летят в глаза, в рот, в нос. Никаких очков и средств защиты органов дыхания не было, понятия даже не имели, да и подсказать было некому.

Отдушиной в нашей ребячьей судьбе было пребывание иногда по нескольку дней, с разрешения матери, на реке Навля, где находились сенокосные угодья нашего колхоза. Это примерно в 12 км от села – за деревней Пластовое. Пока из-за малого возраста не работал, эти несколько июньских дней на реке с удочкой в компании сверстников были, несомненно, божеским подарком даже несмотря на то, что для пропитания мать выделяла только картошку, да и то по счёту. Когда же начал работать, то, конечно же, «увеселительная» часть пребывания «на лугах» сильно сократилась, но всё равно обстановка была куда более приятной, чем возить навоз на поля, да ещё на волах.

Дети, предоставленные сами себе, лишённые присмотра взрослых, могли совершать на воде и непродуманные поступки. Однажды мне пришлось пережить несколько очень неприятных мгновений, находясь под водой с живой ношей на шее. Дело в том, что ребятишек, не умеющих плавать, мы, более взрослые, переправляли на мелководье, для чего усадив мальчишку себе на плечи и набрав побольше воздуха, затаив дыхание, шли по дну, преодолевая «глубину» (до двух метров). Ширина этого глубокого участка была всего около пяти метров и транспортировка проходила довольно быстро. Тот раз мне попался какой-то боязливый «пассажир», судорожно начавший сдавливать своими ручонками мне горло, когда вода достигла его плеч, начавший предпринимать попытки как-то приподняться и ещё более усугубляя и своё и моё положение. Ходили мы под водой, как правило, с открытыми глазами, вода была очень чистой, прозрачной при солнечном освещении. Рядом с собой я видел проплывающих мимо рыбок, должно быть, любопытствующих на таких необычных существ, довольно яркое освещение и мне совсем не захотелось прощаться с такой идиллией. Собравшись, оторвал ручонки мальца с моего горла и как мог сильно толкнул его в сторону мелководья и вынырнул сам. Назад этого боягуза мы переправляли уже с использованием испытанного средства – обычных ребячьих длинных штанов, превращаемых путём некоторых манипуляций в хорошие два торчавших вверх поплавка.