Дафна старалась изо всех сил, чтобы вернуть дочке уверенность, и, по крайней мере, внешние признаки указывали на то, что это у нее получается. Для ребенка, который целыми днями не выходил из квартиры, где играл в одиночестве с мягкими игрушками, полная свобода действий на этом птичьем дворе с настоящими цыплятами была мечтой, вдруг воплотившейся в реальность. Дафна знала, что ее дочери очень недоставало свежего воздуха и свободы. И она страстно желала это ей компенсировать.
У Дафны всегда были самые лучшие намерения: она постоянно планировала поездки в зоопарк в Бронксе и пикники на траве в Центральном парке. Но им с Эви постоянно что-то мешало: то вдруг су-шеф ее ресторана заболевал, то санитарный инспектор заявлялся с неожиданной проверкой. Всегда возникали какие-то обстоятельства, вынуждавшие Дафну отменить все планы и мчаться на работу, таща за собой расстроенную дочку.
Всякий раз, когда она смотрела на столик в конце зала и видела там грустную дочь, ее сердце привычно сжималось от боли. Томящаяся в одиночестве девочка напоминала ей о собственном детстве. И хотя четырехзвездочный estiatorio[25] на Манхэттене сильно отличался от маленькой грязной забегаловки в Йонкерсе[26], Дафна знала, что для Эви это не имеет значения.
Дафна предложила помочь с обедом, но Yia-yia отказалась и выставила их с кухни. И сейчас, глядя на последние приготовления, Дафна чувствовала, что у нее просыпается аппетит: бабушка задумала для них настоящий пир. Стол ломился от яств: пирог со шпинатом, spourthopita, запеченный цыпленок с лимоном и орегано, огромная тарелка с картошкой фри – фирменным бабушкиным блюдом, глубокая миска восхитительного греческого салата horiatiki[27] с ярко-красными помидорами, свежими огурцами и красным луком, таким острым, что Дафна почувствовала резь в глазах.
– Дафна mou, что происходит? Я сделала все, что ты любишь, а ты ни разу не улыбнулась мне, – посетовала Yia-yia, выкладывая на блюдо последнюю порцию дымящейся картошки. – Садись, поешь, koukla mou. Мужчинам нравится, когда за женщину можно ухватиться, – а у тебя только кожа да кости, – поддразнила она внучку и наклонилась через стол, чтобы поставить перед Дафной тарелку.
– Со мной все в порядке, Yia-yia. Просто я, видимо, чересчур голодна.
Не желая расстраивать бабушку, она наполнила тарелку до краев. Очень не хотелось признавать, что встреча с Янни задела ее, но она понимала: не стоит ничего скрывать от самого близкого человека. Она всегда предпочитала честное общение, тем более с Yia-yia.
– Меня беспокоит тот мужчина, – наконец призналась Дафна и, тяжело вздохнув, взяла сочную круглую оливку и забросила ее в рот.
– Какой мужчина, koukla? – недоуменно протянула Yia-yia. – Ты о Стивене? Твоем Стивене? Что он натворил? Что-то случилось? – Она выпрямилась и оперлась локтями о стол, как будто готовилась услышать что-то плохое.
– Нет, не Стивен, – Дафна махнула рукой, отвергая это предположение. – С ним все в порядке. – Она снова потянулась за оливкой.
– А, entaksi[28]. Понятно.
– Это все из-за Янни! – вдруг не сдержалась Дафна.
– Янни?
– Да, из-за этого дурацкого рыбака. Yia-yia, как же грубо он себя вел! Он же меня совсем не знает и осуждает только потому, что я живу в Нью-Йорке, кормлю в своем ресторане богатых американцев, как он выразился, и этим зарабатываю себе на жизнь. Можно подумать, если он забрасывает сети с лодки на Эрикусе, это дает ему право ощущать надо мной превосходство!
– А, Янни! – Бабушка улыбнулась. – Не суди его так строго, Дафна, он хороший человек и мой добрый друг. Ты сама это поймешь, когда поговоришь с ним побольше.