Однородная бурая твердь тянулась далеко вперёд, а путь по-прежнему казался поистине бесконечным, когда Анна, единственная, не считая щенка, оставшаяся сидеть в телеге, впервые свалилась с солнечным ударом. Это заметили не сразу, а когда заметили, Бетти тут же вознамерилась вылить на тряпки всю оставшуюся во флягах воду, чтобы затем положить влажную ткань на горячий лоб девочки. Но Джордж со всем своим мужеством потребовал не делать этого.

– Лишь несколько капель, – твёрдо сказал он, забирая флягу. – Ей придётся справляться с этим самой, иначе все сгинем.

Ещё никогда молодая жена и практически трижды мать так не хотела выступать против решения мужа, но хорошее воспитание вновь напомнило о себе, и она в очередной раз смолчала. Они все страдали от жажды, голода и усталости, и лишь Джордж страдал ещё и от собственных сомнений. В правильном ли пути он ведёт свою семью? Не лучше ли было остаться на добычу индейцам, чем погибать в дороге? На двенадцатый день Джордж вдруг понял, что они едва плетутся, а перекусывают одними лишь жёсткой солониной да сухарями. Питер как-то сломал зуб, пытаясь прожевать очередной кусок, и с тех пор к еде почти не притрагивался. Человек умнее Джорджа сказал бы, что сухари и солонину предварительно необходимо размочить в воде, но тот человек не знал, сколько воды у них осталось.

К вечеру тринадцатого дня пути пошёл дождь. И как бы не взбодрилась от этого кляча, как бы не ликовали дети, как бы не пыхтел, в радости высунув язык, Айдан, дороги этим дождём размыло. Лошадиные копыта утопали в бурой жиже; колёса телеги то и дело проседали и вязли. Джордж с Джошуа толкали вдвоём, но негр, от природной неуклюжести, раз за разом скользил и падал чёрным лицом прямо в грязь. Их скорость до того упала, а силы настолько иссякли, что Джордж стал гадать, кто в их семье умрёт первым. Животы у детей уже набухли, и от бессилия они спали на несколько часов дольше обычного. Самой слабой сейчас казалась Анна, и Джордж знал, что случись так, что девочка умрёт, им придётся сбросить её на обочине, не подвергая лишнему весу телегу, и не тратя время на похороны.

Так бы оно, наверное, и случилось, если бы спустя ещё двое суток к ним навстречу не выехал добрый человек Гастон. Он правил телегой с двумя лошадьми, а среди пожитков сидели его жена Янси и дочурка Белла. Все трое рыжие и кучерявые, да до того похожие, что Джордж даже на миг задумался, а не взял ли Гастон в жёны собственную сестру. Гастон накормил и напоил всё семейство встретившихся ему путников, а те взамен рассказали, что дорогу впереди размыло последними дождями, а путь по ней доведёт до изнеможения и лошадей, и людей. Гастон, собиравшийся съездить в соседний город на рынок, решил развернуть лошадей, и все вместе, теперь уже с двумя телегами, они направились дальше по дороге и всего через несколько миль вплотную подобрались к черте небольшого городка, указатель с названием которого накренился к самой земле, а текст давно стал нечитаем.

В город они вошли в самый разгар грозы. Молния то и дело разрезала небосвод; горожане попрятались от ненастья в своих домах, и на улице не осталось ни души. Никого не взволновала застрявшая посреди дороги телега (даже добрый человек Гастон, чья телега по счастливой случайности в грязи не увязла, уехал вниз по улице, спешно попрощавшись с новыми знакомыми). Сначала вся семья вместе с рабом устроилась на телеге, средь вещей и под импровизированным навесом. Но после, когда стало ясно, что днище такой нагрузки не выдержит, Джордж спрыгнул и спрятался от дождя под телегой – по плечи оказавшись в свежей грязи. Уже целиком извалявшийся Джошуа и сам лёг рядом, и, дай бог, такими стараниями их транспорт продержится на день дольше.