Я поднялась по ступеням, стараясь не думать о своем растрепанном виде. Портье в длинных, до голеней, кафтанах широко улыбнулись мне в знак приветствия. Я расправила плечи, вскинула подбородок и попыталась принять спокойный вид – образец хорошего тона. Но тут же забыла об этом и громко воскликнула:

– Сielos[14].

Холл не уступал красотой самым роскошным дворцам Европы, о которых я только слышала. Гранитные колонны тянулись к потолку, напоминая древние храмы, изображения которых я видела лишь в книгах. Удобные кресла из самых разных материалов – кожи, ротанга и древесины – стояли на дорогих персидских коврах. Металлические, с ажурным цветочным узором люстры цвета темной бронзы освещали полумрак, заливая зал теплой дымкой. Холл вел в другую комнату, с такой же плиткой на полу и темными нишами, в которых постояльцы отеля читали газеты.

Я могла представить, как родители спешили сюда на чай и ужин после дня, проведенного в пустыне.

Возможно, это было последнее место, где их видели.

Я проглотила комок в горле и сморгнула слезы, внезапно подступившие к глазам. Со всех сторон меня окружали люди самых разных национальностей, возрастов и званий. В комнате стоял гул разговоров на множестве языков, а большие ковры на выложенном плиткой полу смягчали шум множества ног. Пожилые англичанки жаловались на трудности с поиском подходящего корабля для прогулки по Нилу, потягивая холодный чай из гибискуса – его ни с чем не спутать из-за темно-фиолетового цвета. Британские офицеры в красной форме, с саблями на поясе расхаживали взад и вперед по коридору, и я неожиданно вспомнила, что отель также служил штабом ополчения. Нахмурившись, я отвернулась.

В нише вокруг стола собралась группа египетских бизнесменов: они курили трубки и оживленно что-то обсуждали. Кисточки фесок касались их щек. Когда я проходила мимо, до меня долетели обрывки их разговора о ценах на хлопок. Моя мать часто возвращалась в Буэнос-Айрес с новым постельным бельем из плотной ткани, очень похожей на шелк. Хлопок рос вдоль берегов Нила, и его производство было весьма прибыльным делом для египетских землевладельцев.

Я обернулась в поисках стойки регистрации, когда щеголеватый американец с солидным портфелем ввалился в зал, громко восхищаясь интерьером. Кто-то закричал: «Бертон! Сюда!», и американец быстро присоединился к своей компании, где его встретили хлопками по спине. Я с тоской наблюдала за встречей.

Число людей, которые обрадовались бы моему приезду после долгого путешествия, стремилось к нулю.

Сотрудники за стойкой регистрации уставились на меня. Один из них застыл на месте при моем приближении. Широко раскрыв темные глаза, мужчина медленно опустил руку. Он как раз штамповал буклет.

– Salaam aleikum[15], – неуверенно сказала я. Пристальный взгляд мужчины пугал. – Я хотела бы снять номер. Хотя, полагаю, мне следует сначала уточнить, здесь ли остановился Рикардо Маркес.

– Вы так похожи на свою мать.

Все во мне замерло.

Сотрудник с мягкой улыбкой отложил печать и буклет.

– Я Саллам, – сказал он, одернув свой темно-зеленый кафтан. – Мне очень жаль, что вы потеряли родителей. Они были достойными людьми, и мы были рады их пребыванию здесь.

Даже спустя несколько месяцев я не привыкла говорить о родителях в прошедшем времени.

– Gracias. Shokran, – поспешно исправилась я.

– De nada[16], – ответил мужчина, и я удивленно улыбнулась.

– Ваши родители научили меня паре фраз. – Он посмотрел через мое плечо, и я проследила за его взглядом. – Я ожидал увидеть с вами юного Уита, – сказал мужчина.

– Кого?

– Мистера Уитфорда Хейза, – пояснил Саллам. – Он работает на вашего дядю, который действительно остановился в отеле на ночь. Но сейчас его здесь нет. Полагаю, у него дела в музее.