Я обхватила теплую чашку обеими руками, жадно отхлебнула напиток, погружаясь в раздумья. Развернула список переводов её книги. Французский. Английский. Немецкий. Испанский. Русский. Почти все датировались 1888-1890-ми годами.

– Получается, наш репринт мог быть переводом, – эхом разнеслось по комнате от моих слов.

Но когда точно были опубликованы первые книги на русском языке и на французском? Почему вообще вокруг этого столько белых пятен?

Я захлопнула ноутбук и трепетно коснулась пальцами обложки своей находки. Этот репринт вдруг перестал быть просто книгой по вязанию. Теперь это была загадка, в которой переплелись имена и потерянные истории, словно нити в сложном узоре. И я хотела распутать этот клубок.

Но было ли у меня на это время? Мне нужно сосредоточиться на своей работе. На чётких, понятных разделах, схемах, инструкциях. На том, что от меня ждут. Но мысли бунтовали против этого решения.

Я не историк, не исследователь, даже не коллекционер редких книг. Какой смысл лезть туда, где у меня нет ни опыта, ни образования? Я ведь знаю, что это просто каприз ума, любопытство. Но почему-то ощущение совсем другое. Будто кто-то протягивает мне невидимую руку – и стоит ухватиться за неё, как дороги назад уже не будет. Желание разгадать тайну происхождения книги приводит меня к изучению старых изданий и того, что стояло за их созданием.

Я никогда не любила историю.

В школе исторические даты путались у меня в голове быстрее, чем петельки на первых попытках вязать спицами. Я запоминала только самые очевидные вещи: Пётр I прорубил окно в Европу, Екатерина II писала Вольтеру, а Наполеон зачем-то пришел в Россию. Всё остальное казалось слишком сложным и совершенно бесполезным в повседневной жизни.

Я никогда не понимала всей этой суеты вокруг детективов.

Зачем читать о преступлениях и убийствах, когда можно погрузиться в рассказ со счастливым концом? Жизнь и так полна неизвестности, зачем добавлять ещё?

Но вот ведь парадокс: теперь я сижу, окружённая книгами, ноутбуком и блокнотом с каракулями, и пытаюсь разобраться в истории книжного рынка XIX века.

– Ну, кто бы мог подумать? История, расследование, и я, – бормочу себе под нос и лениво пролистываю очередную статью.

Начну с главного открытия: репринты – это коварная штука.

Допустим, вы нашли старую книгу. Она выглядит внушительно: твёрдый переплёт, винтажный стиль, страницы, которые слегка пожелтели от времени. Вы держите её в руках, с благоговением перелистываете и думаете: «Ого, ей больше ста лет!»

А вот и нет.

Репринт – это просто переиздание без изменений. Иногда его печатают так, чтобы он выглядел «по-старинному», иногда даже оставляют дореволюционную орфографию (чтобы запутать таких, как я). Но по факту книга могла быть напечатана хоть вчера.

– Значит, моя книга 1902 года всего лишь копия. – Озвучиваю я вслух факт, который назревает в голове.

Я возвращаюсь к заметкам.

Второй термин, который всплыл в моих поисках, – букинистические книги. Это такие старые издания, которые можно найти в магазинах подержанных книг. Они не считаются раритетами, но всё же имеют какую-то ценность.

То есть если вы вдруг нашли у бабушки на даче издание романа Тургенева – не спешите думать, что теперь можно купить себе домик в Ницце. Скорее всего, это просто хорошая, но не очень редкая книга.

Я набираю в поиске: «Курс женских рукоделий» букинистическое издание купить».

Результаты выдают сотни ссылок.

– Подождите… их так много?

Книг действительно больше, чем ожидалось. И все с разными годами издания. 1981, 1992, 1995… Причём тексты внутри почти одинаковые.