Ильменкой называется местный фестиваль авторской песни. Не знаю как сейчас, сто лет на ней не бывала, но тогда это была большущая тусовка радостных, поющих туристов. Народ съезжался со всей России, чтобы жить в палатках, петь, пить и куролесить, просиживать ночи у сцен и костров, тусить и знакомиться. И вся эта вакханалия творилась в тридцати минутах ходьбы лесочком от того места, где я непосредственно жила. Я считала Ильменку своим личным карманным фестивалем и зазывала на неё всех, с кем когда-либо знакомилась. Приезжал мало кто…

Ванюха приехал. Это я сейчас знаю, что он выполняет всё, что обещает, а тогда дико офигела, открыв дверь и увидев на пороге сияющего Ваню с рюкзаком и улыбкой в тридцать три зуба. Справившись с неловкостью и отложив дела, повела «братишку» фестивалить.

Компания у нас собралась большая и весёлая: мои ненаглядные подружайки, систер с мужем, чатовцы… Не было только Ваниной девушки. Она приехала где-то ближе к ночи. Ванюха сносился, встретил, привел, устроил. А дальше началось странное…

Девица эта справедливо числилась в нашем чатике местной звездой и на меня внимания особо не обращала. А тут вдруг начала кусаться. Под видом шуточек она цапнула меня раз, другой… Я отшучивалась и недоумевала ровно до тех пор, пока она, капризно надув губки, не выдала, обращаясь к Ванюхе: «Я хочу её браслетик».

ЕЁ браслетик?!!! Серьезно?!!!

Этот браслетик представлял собой дешёвую китайскую фосфорную трубочку, которая начинала светиться, стоило лишь ее согнуть. Мы все были увешаны этими светилками, ими торговали на каждом шагу. А ей понадобилась именно моя?! От моей дружелюбности не осталось и следа. Я сидела и чувствовала, как внутри поднимается что-то большое и древнее, что-то способное сносить города и цивилизации, что-то чему имя – ненависть!

Ночью у костра я задумчиво выдала одной из своих подруг:

– Знаешь, я тут подумываю, а не отбить ли мне Ванюху у нашей звезды?

– Отбить! – решительно кивнула Светик.

И я ласково улыбнулась сквозь костер девушке, обнимавшей моего будущего мужа. В августе следующего года мы поженились.

Пятнадцать лет я не устаю благодарить неизвестного мне китайского трудягу, сотворившего ту грошовую фосфорную светилку…

Я хохотала, показывая на горшок с кактусом: «Ванино приданное». Но, как в любой шутке, в этой тоже была лишь доля шутки. Муж и впрямь привёз кактус с собой, как только мы начали жить вместе. У них с кактусом вроде была какая-то история про то, что он сам его посадил чуть ли не в детстве. И всё бы хорошо, вот только будучи чокнутой цветочницей, я ни разу не люблю кактусы. Совсем. Но детский кактус… такое ж не выкинешь…

Я натыкалась на его колючки постоянно. А колются они, заразы, жутко больно. Какое-то время я героически терпела, но кактус наглел. Он стал отращивать деток и разбрасывать их по квартире, отстреливая от себя. Однажды я таки попалась… Случайно наступив голой ногой на такую детку, я верещала так, что слышно было всем соседям. Прибежавший на шум муж аккуратно отделил гадскую детку от моей покалеченной ноги, подул на неё (детку) и аккуратно подсунул обратно в горшок к папе – кактусу…

Я поняла – это война, отныне или я, или кактус!

Для начала я перестала его поливать. Похоже, он даже не заметил этого. Тогда, под предлогом украшательства пустующей полки шкафа, я засунула его в самый дальний угол комнаты, куда вообще не доставало солнце. Кактус присмирел. Перестал швыряться детками и перешел в режим выживания.

Я ждала…

Кактус жил… Месяц… два… полгода… год…

Он вытянулся, истончившись и обретя бутылочную форму, и продолжал жить. Он был упёртым и явно не собирался сдаваться. Я так и не смогла полюбить колючку, но моё уважение он заслужил. Капитулировав, я вернула его на подоконник и довольствие. Ошалев от свалившегося на него счастья, кактус начал жиреть. Очень скоро масса его зелёной части стала значительно превосходить массу горшка, в котором он сидел.