Во-первых, достать её было проблемой. Не было ни металла, некому было сварить этот металлический ящик.

Мы долго жили без буржуйки. Мы грели кипяток у соседей, которые разрешали нам нагревать воду. Это тоже был великий подвиг, поскольку топливо никто не поставлял.

Блокада породила во мне привычки, которые держаться до сих пор.

Первая, что горячий чай и любая горячая вода – это не напиток, это еда. Так что я наедаюсь, выпив горячей воды. Это подавляет желание съесть еще чего-нибудь.

Второе правило-это чай и горячую воду нельзя пить сразу. Сначала надо сжать слегка стакан в руках и согреть руки. Потом в те годы мы нюхали кипяток, чтобы отогреть нос, а потом выпив чай надо закутаться плотнее, чтобы не растерять приобретенного тепла. В то время дети не приучены были к тому, что будет подано, что-то к чаю.

Наоборот, если ты попил кипятка, обед закончен.

Буржуйку нам принес наш ангел хранитель одноногий управдом Николай Иванович. Кто-то умер и оставил эту печь. Как всегда он был недоволен и выговаривал матери. «Ты что! Как НЕЛЮДЬ!. Ребёнок же маленький.»

Мать молчала. Она молча смотрела на этот невиданный подарок. У нас в комнате, к счастью, был камин. Он остался от хозяев, что жили во всей квартире до революции. У нас в квартире остались только мы с мамой и какая-то женщина. Мы её видели редко. Она приходила раз в неделю и спала.

Управдом сунул трубу в камин и с помощью спичек сделанных из картона, но с нормальной головкой зажег какую-то бумажку и поднес к «буржуйке». Огонь потянулся в печь.

Управдом заметил: «Тяга хорошая!»

Мама растеряно смотрела то на управдома, то на меня. Я стоял, вплотную обняв её теплые ноги. «А чем мы топить будем?»

«Ну, что ты первый день на свете? Походи по квартире, может у кого-то остались книжки!».

Мать испугалась. «Я книжки жечь не буду!».

«Ну и дура! Чего в них хорошего? Толстой, Пушкин, а так ничего больше в них нет. Подумай! Новые напишут».

Он походил по квартире, зашел в крайнюю комнату и, пришел с двумя половицам. и от паркета. На тебе на первый раз! Зря не жги! Только когда замерзать будете или кипятку сделать. Вот и все. Бери из той комнаты. Там уже никто жить не будет, а даст Бог после Победы, новые жильцы сделают новые половицы. Следи, чтобы больше никто не знал об этом топливе.». Он ушел, а мы растянули счастье, и только на другой день затопили буржуйку. И сидели около неё прижавшись, друг к другу. На двух скамеечках. Одна из них еще хранила память о Ваське Финякине. Он так и не вернулся с Невского Пятачка.

Это было счастье. Можно было отогреться, подставить руки, без перчаток, немного расстегнуть ватник и подогреть две металлических кружки чая.

Но как всякое счастье оно было недолгим. Тепло быстро выветривалось, и мы снова ждали следующего раза. Ночью мы снова спали накрывшись всем, теплым что было в доме. Хотя спать из-за воздушных тревог было некогда. Надо было бегать на крышу. Мне часто снился сон, что кто-то приходит и ворует эти половицы, и я однажды оторвал четыре половицы и спрятал. Но все-таки мама заметила, и мы их истопили в свое время.

Как ни странно в первые дни зимы была вода. Помню, как утепляли трубы в подвалах, Но это в конечном итоге не помогало. Трубы разрывало от морозов. Воду то и дело отключали, а потом отключили насовсем.

Воду добывали из реки Фонтанки. Тогда она еще считалась чистой. Но тогда другой и не было. Как не странно, я не помню, чтобы кто-то болел, особенно простужался. Думаю, что кто болел, в конце концов умирал, а оставались только крепкие. О себе ничего сказать не могу. У меня сохранилась только одна фотокарточка. Там я скелет на тонких ножках. Но то ли гены, то ли мама своими отварами (я уже писал о еловых ветках, которые приносили её подруги с работ по рытью окопов), но простудой я не болел.