Тени под глазами.

А сердечко у нее пошаливает. И с желудком нелады, определенно… она знает, и к врачам обращается, пьет что-то этакое, полезное, но проверенные зелья почти не помогают.

– Ешь, девочка, – тихо сказала Амелия, отодвинув тарелку. И поморщилась.

А ведь и не помогут.

Совсем скоро ноющие боли, которые возникают время от времени, будут беспокоить ее чаще, а потом и вовсе станут частью жизни.

Я отправила в рот кусок воздушного омлета.

Шпинат здесь готовить умели, да и я давно уже утратила прежнюю разборчивость. Само наличие завтрака – уже повод для радости.

– Ты слышала вчерашнюю беседу. – Амелия сложила накрахмаленную салфетку вдвое.

А она откуда знает?

Хотя… с моей стороны наивно было полагать, что меня оставят без присмотра.

Я молчала.

Амелия же разглядывала меня и…

– Я не спала всю ночь…

– Это вы зря.

– …Думала. Сердце в очередной раз вошло в противоречие с разумом, но я не собираюсь повторять свою ошибку, – она прикрыла глаза и откинулась на спинку стула. – Но, чтобы решить, как поступить дальше, я должна понять, чего хочешь ты.

– А вам интересно?

– Не слишком… – честно призналась она. – Но… ты веришь в богов?

– Богов? У нас там один… и не слишком.

Где был этот Бог, когда я молила о помощи? Не за себя, за маму, вдруг потерявшуюся во всеобъемлющем своем горе. За отца, который должен был образумиться и возвратиться. За… да плевать, мне только и твердили, что испытания даны во благо и я должна смиренно нести свой крест.

Хрен им тертый, а не смиренность.

– Здесь верят в Милосердную. Она покровительствует женщинам. А супруг ее, Великий, – мужчинам. Сейчас многие говорят, что боги давно покинули этот мир, а потому молитвы наши лишены всякого смысла, как и сама идея поклонения высшим силам.

Чудесно, именно этого знания мне сейчас и не хватало для полного счастья.

– Не понимаешь? Когда-то я поступила… не слишком хорошо. За что и наказана. Богами. Высшей справедливостью. Самим миром… – она повертела пустой бокал. – Твое появление, полагаю, часть… моего пути…

– Если в монастырь хотите, то без меня, – на всякий случай предупредила я, добавив чуть тише: – В монастырь меня тянет еще меньше, чем замуж.

Как ни странно, Амелия улыбнулась, несколько кривовато, но все же.

– А чего бы тебе хотелось?

– Выучиться. Получить профессию, которая позволит прожить. И жить.

Наклон головы, а в глазах такая характерная желтизна, которая явно свидетельствует о проблемах с печенью.

– Как понимаю, людей с даром немного? – раз уж позволено, то стоит говорить. Что я теряю, в конце-то концов?

– Не так много, как хотелось бы… и да, услуги одаренных всегда в цене.

Хорошо…

– С одной стороны, дар у тебя проявился ярко, да и сейчас очевидно, что силой обладаешь ты немалой, – она смотрела на меня с прищуром. – С другой – позднее пробуждение и незнание реалий мира. Как правило, дар просыпается в подростковом возрасте. Тогда же и начинается обучение. Для среднего сословия существуют специальные классы, для белой кости более привычно домашнее обучение…

Пауза.

И кофе, который подают Амелии в высоком кофейнике.

Кофе черный, тягучий, и я невольно сглатываю: к кофе я пристрастилась еще на первом курсе, компенсируя кофеином недостаток сна. А запах…

Амелия молча протянула мне чашку, а когда я взяла, сказала:

– Здесь следует быть крайне аккуратной с напитками. За кофейной горечью многое можно скрыть. Нет, Маргарита, меня не стоит бояться. Я, как и ты, целитель… могла бы быть, если бы захотела. Но здесь не принято, чтобы леди работали.

Произнесла она это с сожалением.

– Поэтому вы занялись финансами?

Кофе был крепок и горек.