– Ты – прямо экстрасенс какой-то, а не подполковник в отставке.

– Нет, Ирочка, я, всего лишь, майор мотострелковых войск. Довольно ещё очень молодой и очень даже, способный носить оружие.

– Оружие не носить надо, а уметь им пользоваться, достойно применять его на практике… в случае необходимости. Видишь, Аркадий Дмитриевич, я так чётко сформулировала пожизненную задачу всех суперменов, что получилось не хуже, чем в воинском уставе.

– Что ж, Ирочка, я готов… оказать тебе сексуальную поддержку. Не обижайся, но я обратил внимание, что под халатиком у тебя не имеется никакой одежды – ни бюстгальтера, ни плавок. Если я не прав, то ты можешь начать меня душить.

– Я не собираюсь этого делать.

– И это перед началом нашего тесного знакомства довольно не плохо. Похоже, что мы уже тянемся друг к другу, но пока не решаемся себе в этом признаться.

– Наглость твоя, дяденька, не имеет предела! Но ты прав. Под халатом у меня ничего нет. Мне тут некого стесняться. Не попутчиков же наших, неразговорчивых и совсем молодых парня и девушки, которые шарахаются по всему поезду в поиске сексуальных приключений и впечатлений.

– А я вот, Ирочка, уже и не в счёт. Ты даже не планируешь меня стесняться, как будто я снеговик. С одной стороны – хорошо, но с другой – не очень…

– Мне кажется, что ты, Аркадий Дмитриевич, уже, как говорится, возможно, и выпал из эротической обоймы. Уверена, что там, в штанах, у тебя уже давно ничего нет. А если и есть, то в висячем положении, только «на полшестого».

– Не надо, Ирина Трофимовна, оскорблять, обижать и унижать моего трудолюбивого, ныряющего «кузнечика». У моего впечатлительного дружка очень ранимая душа.

– Одни слова с твоей стороны и сплошная самореклама. Но это я так, к слову.

– Обижаешь, Ирочка, – Аркадий Дмитриевич сунул руки в карманы трикотажных штанов. – Да, вроде, что-то пальцами ощущаю. На наш век с тобой хватит. Конечно, имею в виду нашу многодневную дорогу в этом замечательном пассажирском поезде. Но я культурный и воспитанный человек, скромен и застенчив с раннего детства. Поэтому больше и слова не произнесу.

Сказав это, Аркадий Дмитриевич, встал с сидения, приспустил вниз штаны и вывалил своего «кузнечика» прямо на столик.

Сначала глаза Ирины расширились, как бы, от удивления и негодования. Но потом взгляд её потеплел, и рука инстинктивно потянулась к «инструменту». Он почувствовал тепло её пальцев, от чего фаллос стал более твёрдым и… готовым к интенсивной работе.

– Какая прелесть! – с явным одобрением заметила она. – Я держу его с удовольствием. А ведь это не в моих правилах.

– Похвально, – пробормотал Палахов. – Моему «кузнечику» это нравится. Он у меня ласковый, как котёнок.

– Какой же это «кузнечик»?

– А кто же он, Ирочка?

– Большой и толстый «бегемот». Но если я иногда держу что-то подобное в руках, то

лишь для того, чтобы морально поддержать возможного партнёра.

Он раздвинул полы её халатика и засунул два пальца правой руки в её влагалище. Левой ладонью он крепко сжал одну из грудей, выпавшую наружу. Прижался губами к первому попавшемуся соску.

– Там… у тебя уже всё мокро. – Аркадий Дмитриевич тяжело дышал.– Ты, молодец, Ирочка! Ты – целеустремлённый… человек. Ничего, что мы давно уже с тобой перешли на «ты»? Или начнём миндальничать?

– Нормально. Это само собой, как-то, получилось. Но, может быть, пока нам не надо такого делать? – истекая истомой, она закатила глаза и тяжело задышала. – Может быть, завтра или через два-три года.

– Не издевайся над собой, гражданка Лемакина. Мой «кузнечик» должен приступить к нырянию прямо сейчас! Безотлагательно!