Я прикрываю глаза, пробуя воздушный сырник, что тает во рту. Сколько раз ни пыталась готовить их в общаге, так вкусно не выходит. Повар явно душу дьяволу продал. Ну или это у меня не из того места руки растут. Запиваю горячим ароматным кофе – от одного глотка крепкого напитка скулы сводит. Я уже и забыла, каким вкусным он может быть, когда пьешь не растворимый.

Майя смеется звонко.

– Ты опять меня балуешь, – ворчу я.

Помню, как поначалу она задаривала подарками, которые я наотрез отказалась принимать. Но Майя, такая же вредная и настойчивая, не бросала попыток, пока мы не сошлись на еде. Постепенно я привыкла к нашим вечным перепалкам и, несмотря на то что не искала компании, однажды поймала себя на мысли, что жду этих встреч.

У самой Майи история жизни вышла почти киношная. Она – отказник, бросили в роддоме, но ей повезло попасть в хорошую семью. И все же, когда приемные родители открыли правду, Майя захотела отыскать биологическую мать. Это оказалось не самым удачным решением: та беспробудно пила и не помнила имени отца, а по итогу украла приличную сумму денег. Майе пришлось тяжело, зато после всех передряг она сильнее полюбила приемную семью и поняла, что хочет делиться опытом с такими, как я.

– Ты когда поступать собираешься? Второй год пропустила, – упрекает она снова.

И что все заладили?

Им легко говорить – им не нужно работать и сводить концы с концами. Про Горского вообще молчу, но Майю родители тоже всегда хорошо обеспечивали: она могла позволить себе отдых на далеких островах в Тихом океане и учебу за границей. А сейчас у нее появился состоятельный жених лет на двадцать старше, который на день рождения подарил ей самый настоящий салон красоты, и она вдруг заделалась визажистом. Теперь постоянно пытается заманить к себе, но я изредка соглашаюсь только на стрижку и маникюр без лака.

Я выдыхаю, пытаюсь расслабиться – никто из них не виноват, что моя жизнь так сложилась, не нужно злиться.

– У меня льготы до двадцати трех лет, поступлю, – отвечаю спокойно. – Сейчас меня больше интересует судьба Волка.

– Ты Волку и ему подобным больше поможешь, если все-таки поступишь в ветеринарное, как собиралась.

– Тогда его отдадут кому-то другому. Ты же знаешь! Они могут забрать его в любой момент. Уже пытались.

– Но заочно…

– Нет!

Мой голос срывается. Я замечаю изорванную салфетку в тарелке – только при разговоре о Волке так сильно теряю контроль.

– Пока нет, – говорю сдержаннее. – Пока я недостаточно хорошо справляюсь и не могу отвлекаться. И вообще… я из полиции ни ногой до его пенсии.

– И когда это будет?

– Через шесть лет.

Майя недовольно поджимает губы и облокачивается на стол.

– Вредная Рада. И куда ты собираешься его забирать?

– К тому времени что-нибудь придумаю. Продам комнату, возьму ипотеку. На первый взнос должно хватить.

Сейчас-то комната с потрохами принадлежит государству. Лишь после пяти лет комиссия решит, можно ли передавать мне ее в личное владение.

– Меня, конечно, радуют твои наполеоновские планы, но я беспокоюсь о твоем образовании.

– Салон красоты я сумею открыть и без него, – шикаю в ответ.

– Ха, очень смешно.

– Май, давай закроем тему.

– Хорошо, – она хитро улыбается, – но до следующего раза. Я так просто не отстану.

– Кто еще вредный из нас.

Мы выходим из кафе, когда на улице совсем темнеет. Майя подвозит меня в общагу: рассказывает по пути про будущего мужа и пытается выспросить, не появился ли у меня кто. Я даже водой давлюсь от неожиданности и кашляю. Никогда не спрашивала, почему сейчас?

Выдыхаю, лишь когда меняет тему. Теперь Майя вещает про какого-то детского психолога, который помогает сиротам и раскрывает мотивы родителей, что бросают детей. Она настаивает, чтобы и я послушала передачу. С ней невозможно спорить, поэтому соглашаюсь, но замечаю неладное. Она так ни разу и не обмолвилась о…