– Вот, Владимир Иванович, это шефы называются! – сказал я.

– А что такое?

– Станочки привезли – их только из-за угла запускать.

– Неисправные?

– Им на свалке место! – завизжала Милка Орловская.

– Плохо дело, – сказал Владимир Иванович. – Я помню, вы мне давно про эти станки говорили. И Алексей Иванович их всё ждал. Чего ж теперь делать будем?

– Про них надо в суд написать, чтобы их всех уволили! – сказал я.

– Кого всех?

– Шефов.

– Так уж и всех, – засмеялся Владимир Иванович.

– А чего они! – сказал я. – Они, может, нарочно. Может, они вредители.

– Эх, Костя, – сказал Владимир Иванович, – тебя бы прокурором поставить.

– А чего? – говорю. – Этот директор точно вредитель. Он кричал всё время. И про барабаны что-то говорил.

– Ладно, ребята, – сказал Владимир Иванович. – Суд, вредители – это всё хорошо. Только вам ведь станки нужны. Вот вы и боритесь за то, чтобы они у вас появились. Попробуйте без суда.

– Владимир Иванович, – сказал Борька, – но ведь мы же сами станки сделать не можем.

– Верно. Зато многое другое можете.

– Что другое?

– Подумайте сами. Ладно? Даю вам неделю сроку. Вы же большие. Вместе подумайте. Не может быть, чтобы сорок пионеров с таким пустяком не справились. Ведь это же пустяк!

– Ничего себе пустяк, – сказал я. – Вы, наверно, чего-то про этих шефов знаете.

– Может, и знаю, – сказал Владимир Иванович. – Но вы всё же подумайте. Сами.

После уроков мы остались и думали часа два, но в тот день ничего не придумали.

Утром я сказал Зинаиде:

– А нам вчера два станка привезли.

– Ну и хорошо, – ответила Зинаида. Она одной рукой держала ложку, а другой листала учебник.

– Их только из-за угла включать, – сказал я.

– Ага, – отозвалась Зинаида.

– Ты лучше не агакай, ты лучше придумай, чего делать.

– Что делать?

– Чтобы нам их на хорошие обменяли.

Зинаида перевернула страницу и ничего не ответила. Мне надоело, что она не слушает. Сама же всегда говорит, чтобы я советовался со старшими. А я даже не советовался, очень нужно мне с ней советоваться. Я просто спросил. Потому что сам ничего придумать не мог.

– Я, может, тебя первый раз в жизни спросил. И последний. Это ты учти, – сказал я.

– Отстань, Костя. У меня экзамены на носу.

Я говорю:

– Покажи нос. Никаких экзаменов на нём нет. Очки есть, а экзаменов нет.

– Господи! – простонала Зинаида. – Когда же мама приедет?

Я говорю:

– Правильно. Вот мама приедет, я ей всё расскажу: что ты мне ни разу посоветовать не хотела и что ты за едой читаешь…

Зинаида уставилась в книжку, а на меня даже не смотрит.

– От этого еда плохо переваривается, – сказал я. – Ведь ты же сама говорила, что плохо.

А Зинаида на меня внимания не обращает.

– К экзаменам надо готовиться в течение всего года, а не в последний день. Ты же сама говорила…

Зинаида молчит.

– И не горбись за столом. Будешь ходить с искривлённым позвоночником.

В общем, я повторил Зинаиде всё, что она мне раньше говорила.

Она всегда меня учит, как что делать. А Зинаида молчала. Это она решила от меня отмолчаться. Она знает, что мне неинтересно, если не отвечают.

Тогда я сказал:

– Всё равно будешь со мной разговаривать.

А Зинаида – ни слова.

Я надел пальто и говорю:

– У меня вот уроки не выучены, а я гулять пойду.

А Зинаида – даже не оборачивается.

Тогда я спустился по лестнице и снизу позвонил из автомата:

– Алло!

– Алло! Я слушаю, – ответила Зинаида.

– Это Костя, – сказал я. – Видишь, вот ты со мной и разговариваешь.

В трубке сразу запищали короткие гудки. Но это уже не важно. Всё-таки она сказала мне три слова: «алло», «я» и «слушаю». Вот, наверное, сейчас злится. Зато в другой раз будет разговаривать. Я ведь её по делу хотел спросить. А про уроки я нарочно сказал. Я их ещё вчера выучил.