Не столько в словах её, сколько в голосе – доброта и мудрость старой женщины, которой гораздо приятнее похвалить или простить, чем наказать или выругать.

А Костя, собачий сын Костя Шмель, если не умом, то чутьём понимает это. Он опускает глаза, будто ему и в самом деле стыдно. Он переступает с ноги на ногу и чуть наклоняет голову, будто и вправду чувствует себя неловко.

– Я обещаю, Вера Аркадьевна. – Он степенно идёт к двери, оборачивается. – Спасибо, Вера Аркадьевна, – произносит Костя вроде бы и некстати, а на самом деле так кстати, что Вера Аркадьевна только машет рукой и уже больше ничего не говорит.

Дверь открывается и закрывается. Сине-белая табличка остаётся за спиной. Звенит звонок.

Костя идёт по скрипучему коридору, лихо печатая шаг. На лестнице он ложится животом на перила и мчится вниз, грохоча ботинками по мраморным ступеням.

Он вбегает в буфет, где уже выстроилась ребячья очередь.

– Алё! Вы на Марс? – орёт он. – Кто последний – я первый! Вчера занимал! – И с разбегу вклинивается в очередь.

Сегодня после уроков в класс прибежал Владик – наш вожатый из восьмого «г». Он спортсмен и очень подвижный. Даже когда он стоит, то кажется, что всё равно бегает. Вообще-то, он – ничего, потому что никому не даёт никаких поручений. Заглянет в дверь, спросит:

– Ну, как дела?

Ему отвечают:

– Так себе.

– Хорошо!

– Плохо.

А Владик скажет:

– Ну и молодцы. Жми дальше. – И опять убежит.

Но сегодня Владик убежал не сразу. Мы уже расходились, но Владик загородил дверь и сказал, чтобы мы остались.

– А зачем? – спросил я.

– А затем, что вы не ведёте никакой работы и мне из-за вас влетело.

– А зачем вести работу?

– Потому что вы пионеры.

– А зачем мы пионеры?

– Ты что, ненормальный? – сказал Владик.

А я снова сказал:

– Зачем ненормальный?

Я уж знаю: если всё время задавать один и тот же вопрос, то можно разозлить любого человека. Вообще-то, Владик ничего, но мне просто интересно, что я могу разозлить кого хочешь.

Владик, конечно, разозлился.

– Тебя, Шмель, – сказал он, – сегодня опять выгнали из класса, можешь и сейчас уходить.

– Могу? – спросил я.

– Можешь!

– А остаться могу?

– Как хочешь.

– А уйти тоже могу? – снова спросил я.

Тут Владик покраснел. Он сжал кулаки. И ребята перестали смеяться. Ну и я замолчал.

– Так, значит, ребята, – сказал Владик, – нужно чего-нибудь придумать. А то у вас пионерская работа отстаёт. Я как вожатый за вас отвечаю, а у меня и без вас дел хватает. Даже сегодня – соревнования. Давайте думать быстрее.

Ребята помолчали, помолчали, потом Алик Левицкий предложил:

– Давайте бумагу собирать.

– Нет, лучше железо, – сказал Мишка Летицкий.

Алик и Мишка – близнецы. Они просто терпеть не могут, что похожи друг на друга. Им надоело, что их всё время путают. Поэтому они всегда спорят и даже в школу ходят по разным улицам.

Владик обрадовался.

– Очень хорошо. Давайте – бумагу. Знаете, сколько из неё тетрадей можно сделать?

– Лучше железо. Бумагу уже собирали, – возразил Мишка.

– Железо тоже хорошо, – согласился Владик. – Стране очень нужно железо. Вот… А у меня сегодня соревнования. Давайте решать быстрее. Всё равно собирать чего-нибудь нужно.

– А ты лучше помолчи, – повернулся Мишка к Алику. – Железо тоже собирали.

– Не стоит спорить, ребята, – сказал Владик. Он всё время бегал вдоль доски и поглядывал на часы. – Какая разница, чего собирать? Пускай половина собирает бумагу, половина – железо. А потом подведём итоги. Договорились?

Я сидел и думал: ничего мы не договорились. Мне-то всё равно, хоть железо, хоть бумагу, хоть Исаакиевский собор. Конечно, потом ребята будут говорить, что я не активный. А учителя говорят, что я даже слишком активный. Тут не разберёшь. Если все пойдут – и я пойду. А не пойдут – и я не пойду. Или можно ещё так: все пойдут, а я – нет. Или так: все – нет, а я пойду.