Попробовал сломать наручники – они не поддались.

Треск перешел в оглушительный грохот. От него у меня заложило уши. Я схватил девицу в охапку, прижал к себе. Она вцепилась в меня свободной рукой и уткнулась макушкой в плечо. Ее сердце бешено билось, горячее дыхание девушки я чувствовал через футболку.

Дверь задрожала и подозрительно захрустела.

- Ой, мамочки! - взвизгнула девушка. Она затрепетала, как пойманная птичка и вжалась с меня всем телом. 

Грохот оглушил. Обвалилась средняя часть крыши, старые стены дрогнули, но устояли.

Нас накрыло волной пыли из извести. Плотный туман повис в воздухе. Пыль оседала медленно, ровным слоем припорашивая все вокруг. Потом наступила оглушительная тишина.

Девица осторожно освободилась из моих жарких объятий. Я смотрел на нее через серую пелену пыли. Ее темные волосы стали пепельными, лицо приобрело землистый оттенок. Очевидно, так же выглядел и я.

 На мгновение показалось, что весь мир рухнул, остались только мы вдвоем. Она испуганно и доверчиво смотрела на меня.

- Вы в порядке? – я поправил волосы, упавшие на ее лицо.

Она кивнула, глядя на меня бездонными глазами цвета горького шоколада.

Я тонул в их сладком омуте.

- А вы целы? – шепотом спросила она меня.

- Да, - так же шепотом ответил ей. - Вы меня напугали.

- Я сама испугалась.

- Теперь все позади.

Она улыбнулась.

С небес на землю нас вернул окрик прораба:

- У вас там все нормально? Никто не пострадал?

Я оглянулся.

Мои строители и товарищи девицы наблюдали за происходящим с безопасного расстояния.

- Относительно, - сообщил я. – По крайней мере, мы живы.

- Ася, ты как? – поинтересовался Иванов.

- Норм, - ответила девица, отряхиваясь.

Значит, бандитку зовут Ася. Неплохое имя. Но на тургеневскую барышню из одноименной повести нашего великого классика она совсем не похожа. Бандитка, а не тургеневская барышня.

Итак, мы вернулись на землю. Странное чувство лишь краем коснулось моего сердца, заставило его учащенно забиться. Все прошло. Мы снова в нашей приземленной реальности у полуразвалившегося сарая в стиле русский модерн.

- Я предупреждал, что эта халупа рано или поздно рухнет, - произнес я, совершенно неприлично отплевываясь от пыли. - Счастье, что вы не пострадали.

- Она не рухнула, - стояла на своем девица. – Посмотрите сами, на стенах даже трещин нет. Всего-то кусок крыши упал.

- Да, действительно, какая мелочь! – иронично заметил я.

Свободной рукой разбойница достала из кармана влажные салфетки и начала вытирать лицо. Потом любезно протянула салфетки мне. Штукатурка мерзко скрипела на зубах.

- Вы на редкость упрямы, - заметил ей.

- Уж какая есть.

- Мы могли погибнуть.

- Но не погибли же, - с этим не поспоришь. То, что она была на волосок от гибели, девицу не смущало.

- Если бы меня придавило руинами, моя смерть была бы на вашей совести. Вы едва не сделали моих детей сиротами.

- Не пытайтесь внушить мне чувство вины. Вас никто не заставлял кидаться ко мне. Я бы прекрасно обошлась без вас. Все равно оторвать наручники вы не смогли.

Да, благодарности мне ждать не стоит. Вот и спасай таких девиц!

Когда стало понятно, что ничего больше не упадет, к нам подбежали строители и защитники дома.

- Дайте мне фомку, - попросил у прораба. – И если есть напильник.

И то и другое нашлось быстро.

- Осторожно, не повредите ручку, - засуетился Иванов. – Это исторический раритет. Литой чугун. Посмотрите, какая форма, какое изящество линий! Тягучие изгибы, динамика движения.

Мне казалось, единственные притягательные изгибы на двадцать кварталов в округе были у этой взбалмошной девицы, а никак не у какой-то дурацкой дверной ручки. Но Виталий Викторович смотрел на дверь со священным благоговением. Или как кот на сметану.