— Не спится? — спросил он, пройдя в кухню.

— Твой сын любит делать дела по ночам, а я, знаешь ли, не привыкла к такому.

Он хмыкнул.

— Может, дело не в памперсах, а в остром соусе, который ты подчистила?

— Острый соус спать мне никогда не мешал. У меня нет проблем с желудком.

Раньше мы могли разговаривать о чём угодно, сейчас в каждом слове сквозил сарказм. Рома подошёл ближе. На нём были только боксёры на размер больше нужного, в которых он всегда спал. Я сама покупала их. Именно эти, с надписью на резинке.

— Я не нашла мелиссу.

— Она кончилась.

— Понятно.

Повисла тишина, но ни один из нас не спешил уходить. У меня на языке вертелся миллион слов, тысячи коротких острых фраз, но я молчала.

— Ты почему встал?

— Не знаю.

И опять повисло молчание. Первый раз, когда я оказалась у Ромы дома, и то было лучше. Ни моих чашек, ни занавесок, и я, полная надежд и веры в лучшее.

— Кажется, здесь было ещё что-то.

Рома открыл верхний шкаф. Самый высокий, до второй полочки которого я доставала только с табуреткой.

— Ромашка, — подал мне коробку.

Я молчала. Ромашка. Так я называла его в минуты особенной нежности. Рома-Ромка-Ромашка. А она его как называла?

— Я спать лучше пойду.

Хотела уйти, но он остановил меня. Мы опять встретились взглядами.

— Тебе же не спалось.

— Ну и что? Там… Там твой сын. Я же няня, мне надо за ним присматривать.

— Можешь присмотреть за мной.

— Ром, в чём дело? Мы, кажется, всё решили.

— Решили, — сказал он и отпустил меня.

А я всё равно осталась на том же месте. Понимала, что хочу, чтобы он удержал. Глупое женское желание, чтобы переубедили, чтобы дали почувствовать, что нужна. Да пусть бы он хоть иллюзию создал!

— Передумаешь — возвращайся.

Я фыркнула и ушла в детскую, хотя готова была остаться, если бы он попросил. Присела на край расстеленного дивана. Время — половина третьего, первое утреннее кормление — ни свет ни заря. Прогулка, кормление, прогулка… Мне бы радоваться, дуре, а хотелось выть. Слышала, как в кухне Ромка позвякивает посудой, и с трудом сдерживалась, чтобы не вернуться. Я — няня, он — мой работодатель. Это всё, что нас теперь связывает. И плевать на чувства.

— Он предал меня, — напомнила самой себе, и шёпот пролетел по комнате.

Встала, проверила Деньку. Он сладко спал, и я засмотрелась на него. Да, похож на своего отца. Уже сейчас это было очевидно. На мгновение сердце пронзило сожалением, что я не увижу, как он растёт, не буду той, кто с волнением соберёт его в первый класс, кто будет наблюдать за его успехами.

Что я не его мама. Но Рома сам так решил.

— Спокойной ночи, — сказала тихо. — И, пожалуйста, не буди меня до утра. Иначе я отнесу тебя твоему папаше.

***

Утром мы с Ромой опять встретились в кухне. Выспавшийся и довольный, он появился, когда я домывала детскую посуду.

— Сделай мне кофе.

— Двести рублей.

— Что двести рублей?

— Я тебе сделаю кофе, но это будет стоить двести рублей к моей зарплате.

— Не жирно?

— Нет, — отрезала я и выключила воду.

Уснуть так и не получилось, настроение было ни к чёрту. Остаток ночи я думала, что могла бы преспокойно лежать в своей постели в съёмной квартире и не мучить мозг. Зачем я согласилась на этот бред? Ну зачем?! Трёшка в Москве? Да, именно из-за неё, а не из-за Ромы и его малыша.

— Хорошо, — сказал бывший муж.

Я вопросительно приподняла бровь.

— Я буду платить тебе двести рублей за утренний кофе. Ещё столько же за завтрак. Как тебе?

— За завтрак триста.

— Обойдёшься.

— Тогда и ты обойдёшься.

— Двести пятьдесят.

— У тебя проблемы с деньгами?

— С чего взяла?

— Ну… Если ты взялся торговаться, значит, у тебя не всё в порядке.