И смотрит так, как будто я его последняя надежда. Но это ощущение длится всего несколько секунд.
Передо мной снова холодный и равнодушный Майкл Хантер.
А ведь и правда. Тогда, много лет назад я поведала ему все о своей семье. Как раз в тот день, когда мы впервые встретились обсудить мое похудение.
— Не расскажешь, как получилось, что за два года ты так сильно изменилась? — Мы вышли на школьное поле и сели на низкие турники друг против друга. — Понимаю, это не мое дело, но мне кажется, оно важно для тебя.
Сначала я и правда подумала, что он сует нос, куда не следует. Но, поразмыслив, поняла, что в чем-то он прав. Ведь набрала вес я именно по этой причине. Возможно, в ней кроется и решение проблемы.
— Да, очень важно. Надеюсь, ты не станешь меня осуждать?
— Кто я такой, чтоб кого-то осуждать. Если ты и в самом деле дочь Лисина, то кое-что я слышал. Твои родители развелись, да? Это было сложно пережить?
Сочувствие, которое он старался сдержать, чтобы не задеть меня, вызвало эффект разорвавшейся бомбы, прорвавшей платину. Никому еще я не высказывала свои чувства связанные с уходом мамы так бурно и эмоционально. Но он умел слушать. Один тот разговор дал мне больше успокоения, чем все психиатры за два года.
Сел рядом со мной и, неожиданно взяв за голову, прижал к себе. Нет, не как возлюбленную или что-то такое. Просто как друга, который нуждается в человеческом тепле. Никогда не думала, что поможет мне именно семнадцатилетний мальчишка.
— Не считай себя виноватой в том, что она ушла. Уверен, дело не в тебе.
— Папа сказал, что она ненавидит нас, — хлюпнула носом, прячась лицом в его пуховике
— Бред.
— Почему бред?
— Я уверен, что ты просто не все знаешь, — он говорил очень серьезно, как взрослый мужчина.
— Думаешь, не бывает таких мамаш, которые бросают своих детей? — зачем-то накинулась на него. — Такова суровая реальность, Миш. Ты должен знать.
Но он лишь покачал головой, не признавая моих слов.
— Не в твоем случае. Сколько тебе было? Пятнадцать? За эти годы ты хоть раз замечала, что мама тебя ненавидит?
Да что он несёт?
— Она умело притворялась, а сама родила себе Алинку, изменяла папе с его же водителем. Она умелая актриса!
Мишка грубовато дернул меня за шапку, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Дуреха. Ты говоришь чужими словами. Не своими. Кто тебе их вбил в голову? Отец? Или может бабка? Я слышу, что они не твои.
— Миш, ты сам дурак! Она исчезла, не попрощавшись. И за два года даже не нашла возможности мне позвонить или написать, даже просто чтобы узнать, как у меня дела!
Поджал губы.
— Это и странно. Понимаешь? Пятнадцать лет жила с тобой, а потом просто исчезла?
— Потому что она кукушка! Есть такой вид женщин! Зачем ты мне это говоришь? Хочешь, чтобы я засомневалась в том, что мне говорят папа и бабушка? Я запрещаю впредь поднимать эту тему, если хочешь, чтобы я тебе помогала! — со всех сил ударила его по плечу. Он едва не свалился, но не стал ругаться.
Думала, будет и дальше спорить, но он очень мудро остановился.
Просто сказал «хорошо», и мы побежали кружок по стадиону.
Он не торопился и давал мне возможность переводить дыхание. Сначала мне было стыдно, но потом я поняла, что теперь он знает все причины моих изменений. И явно не собирается меня высмеивать. Вообще, он оказался совсем не таким, каким прикидывался.
Это его странное желание позиционировать себя как человека, которому на всех наплевать, никак не вязалось с тем, что я о нем знала. Он был слишком добр к тем, кого унижают и обижают. Но он никогда этого не признавал.
— Не подумай, что теперь я начну относиться к тебе как-то иначе, чем к остальным, — когда мы закончили первую тренировку, заявил он. — Даже если со стороны в какой-то момент тебе покажется иначе.