— Вы… вы… вы… — задохнулся Лексей свят Михайлович. Могу я с мужиками разговаривать, вот прям мое это. — Короче, я беру вас обратно на работу.
— Ха, а оно мне надо?! — жизнерадостно поинтересовалась я, натужно пыхтя.
Ну потому что Клеопетр никак не хотел лезть в выуженный из недр елкинской кладовки саквояж.
— Вы там что делаете? — поинтеесовался мерзавец. — Что это за звуки?
— Ну, говоря откровенно, я стою на карачках возле дивана и пытаюсь запихнуть усатую особь мужского пола в подругин чемодан.
— Избавьте меня, пожалуйста, от подробностей вашей богатой личной жизни! — гаркнул Зотов. — И заберите меня оттуда, где оставили.
— И почему я должна бежать к вам по первому требованию? У меня дел вагон. А вы меня уволили. Первое слово дороже второго, между прочим.
— Если вы не хотите, чтобы я написал заявление в полицию о похищении вашей бабулей моих детей, вы сейчас же поедете за мной без разговоров.
— Не страшно вообще. Ну ладно. Скоро буду. Вы без меня скоро пукнуть не сможете. Какой из вас отец? Потому и девочки такие невоспитанные у вас. Отец — тюфяк, бабка — козлиха горная. Одна я луч света в вашем аиде.
— Я жду, — выдохнул он и отключился.
***
Через полчаса я подъехала к знакомому зданию под неумолчный рев адского кошака. Зотов ждал, нервно притопывая ногой. А он красавчик! Я невольно залюбовалась: высокий, около двух метров, плечи широкие, бедра узкие. Прям Апполон, мать его за ногу. Надеюсь, у него там под фиговым листом не так мало, как у приснопамятного божества. Мы с Елкиной, когда в музей ходили, пожалели, что лупу не взяли.
«Эх, — сказала тогда Валюшка, — вот так всегда, ничему нельзя верить. Надо было у бабки твоей бинокль свистнуть, в который она за соседями пасет. А то тут и с лупой его причиндалы фиг отыщешь, даже если фонарем подсветить».
И я, кстати, согласилась с ней тогда. О чем это я, ах да. . .
— Вы так и будете глаза таращить в пустоту? — нервно сросил мерзавец, распахнув дверцу, чем напугал меня до чертей.
— Задумалась просто, — вынырнула я из воспоминаний. Странно, кошак затих, едва Алексей Михайлович втиснул свое немаленькое тело в мою маленькую машинку. Я чуть не захохотала, увидев его коленки, затянутые в джинсовую ткань, чуть ли не к ушам прижатые.
— Алла Борисовна, пожалуйста. Давайте заберем девочек, Прозерпина Альбертовна уже телефон мне оборвала.
— Так вот оно что! — разразилась я злодейским смехом, с удовольствием наблюдая, как перекосило моего шефа. — Я думала, вы за девочек боитесь, а вы обыкновенный каблук.
— Да я вас…
Я не стала дослушивать, что он меня. Смею надеяться, что это не то, о чем я тут же подумала и даже представила в красках. Блин, надо бы себе мужчину, что ли, завести, а то на этого мерзавца скоро кидаться начну. Хотя он, конечно, красавец. Мне всегда брюнеты нравились с синими глазами. И подбородок такой волевой.
Эх! Только вот я не за этим в его доме появилась. Выполню свою задачу и свалю в туман. Странно, а почему это мне так не хочется ему пакостить? Он же вредный, противный нестерпимый...
— Приехали, — вытолкнула я сквозь пересохшие связки, показав глазами на толпу полудурков, оседлавших своих пердящих выхлопными газами коней.
В арьергарде конницы, конечно, торчала моя бабка. И чего ей покоя нет? Сидела бы, носки вязала, скатерки на худой конец. Не такой худой, как у апполона из музея. Тьфу ты черт, дался мне этот несчастный.
Алексей Михайлович, решительно дернув дверцу, выскочил из машины и твердым шагом направился к сборищу байкеров. Нет, даже при всей моей неприязни я не могла позволить, чтобы больного человека со сломанными ребрами отмудохал какой-нибудь бородатый ушлепок. А дружки моей бабули именно так и действуют. Сначала бьют, а потом уже разбираются, что за кент к ним пожаловал. А этот Дункан мак Лауд прям словно специально вломился в толпу вонючих байкеров. Ну все, начались в колхозе танцы.