Мол, приглядишь за чудовищем, мы тебе зарплату с премией за вредность дадим. Но не факт.

— Та-а-ак, — потянул Петр Арсеньевич. — Что делать будем? Сворачиваем операцию?

Я моргнула и недоверчиво уставилась на телефон. Дрожь ушла, осталось непонятное ощущение беспокойства. Чуточку злости, которая придавала сил и согревала изнутри.

— Вы меня спрашиваете?

— Пушкина, — в голосе Бульдога послышалась отеческая забота, — я понимаю, что ты рвешься на повышение и жаждешь пробить стеклянный потолок. Но задание приобрело неожиданный поворот, а мы почти не сможем контактировать. Пацаны тебя, конечно, прикроют, но не в доме Пахомова.

Я и сама все понимала. Дело целиком зависело от моих действий. Либо я бросаю полугодичную работу на полпути, либо остаюсь и добиваюсь цели. С теми уликами, что у нас сейчас на руках, Андрей Сергеевич получит легкий испуг. Юристы загрызут в суде прокурора, после чего дело закроют.

Я хотела справедливости. Для всех тех, кто пострадал от действий этого мошенника. Кто потерял бизнес, последние деньги, жизни. Моя карьера в полиции началась не гладко, многое из романтичных представлений развеяла некрасивая реальность. Но! Я дышала и жила в отделении, с гордостью надевала форму, показывала удостоверение.

Шиш с два Пахомов уйдет от правосудия. С зарвавшимся мажорчиком я как-нибудь справлюсь. Оперативник я или где?

— Лейтенант Пушкина против, — я сцепила зубы и сжала махровое полотенце в руке. — Справлюсь, товарищ полковник.

— Хорошо, Дана, — засопел недовольно Петр Арсеньевич. — Попробуем пристроить в охрану кого-нибудь из наших парней. Тебе сподручнее, мне спокойнее.

— Генку?

— Думал на Тимку. Давно напрашивался.

Уф, ой. Только не Клачевский, ну. В отделении достал своим чрезмерным вниманием.

— Петр Арсеньевич, — простонала я.

— Не скули, Пушкина! Тимка — отличный парень. Надежный, непьющий, по возрасту подходит. Одногодка. Спину всегда прикроет.

— Причиндалы свои гулящие пусть прикроет, — буркнула я. — А то на прошлом корпоративе от Людочки с бухгалтерии не отлипал. Как раскрылся весь, так и не закрылся больше.

— Чего ты прошлое поминаешь, Пушкина?! Погулял мальчик, перестанет! Молодые все дурачки.

— Ему тридцать один. Пора умнеть.

— Тебе тоже. В твоих мозгах я иногда сомневаюсь.

Закатив глаза, я громко фыркнула.

— До свидания, Петр Арсеньевич. Позже поговорим, доложу обстановку.

— Бывай, Пушкина. И это… — Бульдог замялся и неуклюже пробормотал: — Аккуратнее там. Я перед твоим папой в большом долгу.

Закусив губ, я скупо попрощалась и прикрыла глаза. Упоминание отца чиркнуло невидимым когтем по сердцу. Больно, неприятно, горько — эмоции смешались в привычный коктейль. Тоска заныла в груди, но я справилась и сдержалась. Не расплакалась, хотя очень хотела.

К дрянным кошкам все. Найду доказательства. И Пахомова-младшего приструню. Или переманю, чтобы рассказал о темных делишках отца.

Только не успели мысли сформироваться в голове, как дверь в единственную спальню неожиданно распахнулась. А на пороге стоял не кто иной, как Вадим. Собственной персоной. С довольной рожей и очаровательными ямочками на щеках.

Слава богу, одетый.

— Нянечка, — он прищурился и скрестил на груди руки, — а с кем ты болтала сейчас?

Ой, ой, ой.

3. Глава 3

Я быстро спрятала телефон под подушку, затем крепче сжала полотенце и поднялась.

Все время, пока я двигалась, Вадим Пахомов не отрывал от меня внимательного взгляда. Изучающего. Как будто просчитывал дальнейшие реакции. Уголки его губ дрогнули в подобие улыбки, а фигура заполонила проход. Потому уйти мне было некуда.

Интересно, если я опробую на нем что-нибудь из приемов самозащиты, он догадается? Нет, вряд ли. Откуда бы у бестолкового мажора возникла мысль, что его няня (или кто я там для него) не так проста.