– С другом, – я изобразила радушие будущей Мэри Поппинс. – В чем дело, Вадичка? Тебя надо проводить в туалет? Одному страшно?

Зеленые луга потемнели, Пахомов недобро прищурился и склонил голову.

– Шея болит, ударила ты меня… – он обиженно выпятил нижнюю губу и добавил издевательски: – Нянечка.

– Где ударила? Дай подую.

– И погладь обязательно, – закивал засранец, отчего пепельная челка закрыла глаза.

Все-таки странный цвет волос. Необычный. Может, от матери достался?

– Ладно, Вадим, – я выпрямилась и собрала в кулак всю себя. – Давай начистоту. Я несколько удивлена и ошарашена тем, как все сложилось. Уверена, что и ты находишь в недоумении.

– В сраном шоке, – буркнул он между делом, но я не обратила внимания.

– Так вот. Почему бы нам не прийти к соглашению? Я взрослый человек, а ты… э-э-э… Вроде бы достиг возраста, когда не ссутся в кровать. Решим вопрос полюбовно.

– Согласен!

И потянулся к ремню на синих джинсах. Сначала я опешила, заметалась взглядом по всем поверхностям в спальне. Даже прикинула угол полета той фарфоровой вазы или светильника на тумбочке. Еще бы со своей задачей прекрасно справилась умная колонка Маруся. Я уже потянулась к ней, но в последний момент передумала.

– Стой на месте, герой-любовник! – рявкнула я.

Для острастки выставила вперед руку и приняла боевую стойку. Зенкутсу-дачи использовалась для атаки. Еще я бы спокойно блокировала нападение, додумайся Вадим на меня напасть. Я расслабила плечи, бедра выдвинула вперед.

Пахомов-младший перестал баловаться с ремнем и опять взглянул на меня. Его изучающий взор прошелся вдоль напряженного тела. Хмыкнув, он прислонился плечом к косяку. Медленно. С таким видом, будто не воспринимал меня всерьез.

И неудивительно. Я килограмм на сорок легче, да и ростом не выдала. Жалкие сто шестьдесят семь против ста восьмидесяти. Не меньше. Голышом Пахомов-младший производил впечатление человека, который очень любит спортивный зал.

– А что будет? – Вадим склонил голову.

– Научу послушанию, – я сурово сдвинула брови.

А сама внутри затряслась от ужаса. Почему-то. Раньше я спокойно выходила врукопашную против очередного наркомана или пьяного урода. На облавах случалось всякое, а уж про вызовы на дом и говорить нечего. Некоторые асоциальные элементы себя похлеще любого закоренелого сидельца вели. Нельзя применять табельное к гражданским без острой необходимости. Приходилось всегда договариваться. Или драться. Парни, конечно, прикрывали мне спину, но сейчас я была один на один с противником.

– О, нянечка, – коварно промурлыкал Вадим, делая шаг вперед. – Мне уже не терпится, – и дернул край футболки, оголив крепкий торс.

Я бросилась на гаденыша с боевым кличем. Уже на подлете к Вадиму в голове заиграл похоронный марш моему повышению. Вряд ли Пахомов-старший простит мне нападение на старшего сына. Каким неучтенным и неожиданным тот не оказался.

Что произошло дальше, я не смогла объяснить себе даже спустя время. Запястье стиснули пальцы, предотвратив удар. Меня перехватили, затем развернули спиной. А когда я врезалась в грудь Вадима, сразу почуяв аромат хлорки и сигарет, сжали в мужских объятиях до темноты в сознании.

Проклятие!

– Какой пояс, нянечка?

От шока я распахнула глаза до рези и непроизвольно заморгала.

– Что? – выдохнула, чувствуя, как Вадим склонился и коснулся губами уха.

– Дан, говорю, какой.

– Черный пояс, третий дан! – я дернулась, но тиски усилились. Одна ладонь бессовестно накрыла грудь и смяла блузку.

– Шестой, – Вадим издал едкий смешок. – В следующий раз не пались себя так быстро, нянечка.

После чего поцеловал меня в щеку, и я с визгом полетела на кровать. Пропахав носом покрывало, я сбросила подушки и остановилась у кованой спинки. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы понять, почему я рассматриваю ажурный рисунок из металла. А не стою ногами на твердом полу.