Бортко: Биография у меня действительно очень простая. Я родился в Москве, жил в Киеве долго. Но не в этом дело. Дело в том, что я жил 22 года в коммунальной квартире с девятью семействами. Девять семей, кстати, семь из них было еврейских. Я уже по идиш могу немножко говорить.

Соловьев: А кто нет?

Бортко: А кто нет, конечно… Моя мама, которая содержала меня, мою бабушку, – я жил с бабушкой, которая зарабатывала тогда очень небольшие деньги, – вышла замуж за Александра Евдокимовича Корнейчука. Я очень уважаю этого человека, он сделал для меня очень много, но сказать, что он меня воспитывал, нельзя.

Жириновский: Вопрос в другом!

Бортко: Одну секундочку. А воспитывал меня кто?

Жириновский: Вы скрываете свои антикоммунистические взгляды.

Бортко: А воспитывала меня школа. Меня воспитывал институт. И бесплатно! А теперь, когда я пришел, – меня пригласили профессором работать в Институт кино и телевидения. Там из 14 студентов, которых учил я режиссуре, 12 были за деньги. И не было экрана вообще в институте. Его сейчас… плохо к нему отнеслись…

Соловьев: Да.

Бортко: Понятно, что это такое? Когда было лучше, – тогда или сейчас?

Жириновский: Вашего отца расстреляла советская власть, неужели вам не жалко своего отца?

Бортко: Дедушку.

Жириновский: Ну дедушку, какая разница, ваша семья. Все же пострадали.

Бортко: Вот что я могу сказать. Я поехал в Курск. Я открыл это дело… досье. И выяснил, что его расстрелял не проклятый Сталин, а написал донос его заместитель.

Жириновский: Какая разница?

Бортко: А теперь я расскажу историю, очень небольшую. Вы знаете, откуда пошли все эти репрессии? Сталин хотел сделать простую вещь– в 36-м году Сталин хотел сделать то, что делают в Китае… И вот тут действительно началось. Начались доносы.

Жириновский: Какая разница?

Бортко: Нет, разница большая. Разница в том, что мой дед пал жертвой доноса. Это разные вещи!

Жириновский: Ну какая разница? Ну, кто его расстрелял? Суд был или нет? Суд был над ним? Суда же не было!

Бортко: Суд был только…

Соловьев: Тройка.

Бортко: Тройка.

Жириновский: Тройка, тройка! Расстреляли!..

Соловьев: Следующий вопрос.

Трофимчук: Григорий Трофимчук, политолог. Все познается в сравнении. Не кажется ли вам, уважаемый Владимир Вольфович, что на фоне того красного проекта все сегодняшние, практически все без исключения наши ведущие политики, к которым вы, в том числе, имеете прямое отношение, – на том фоне, на фоне тех кадров, той революции, превращаются в совершенно что-то противоположное. То есть на этом фоне та сказка превращается в легенду. В блестящую настоящую легенду… Все лозунги большевиков, начиная с «Земля народам» были полностью реализованы. То есть земля не покупалась, не продавалась абсолютно. Хрущев переселил людей в отдельные квартиры, – это сейчас их называют «хрущобами», а тогда миллионы людей получили отдельное жилье. А те люди, которых вы назвали «стариками», которые стояли на трибунах при Брежневе, весь мир держали в страхе…

Я убежден, что лет через 200–300, по аналогии с бюстами римских императоров, все семь бюстов коммунистических вождей будут друг за другом выставлять где-то, в каком-то пантеоне. Но при этом шесть бюстов будут белыми, начиная с Ленина и кончая Черненко, а последний седьмой – черный, бюст Горбачева.

Конец ознакомительного фрагмента.