– А на рассвете отправимся на берег Яика, – добавил Хусаин. – Не отпущу тебя, пока не позабавимся рыбной ловлей.

Менгли-Гирею ещё не приходилось ловить рыбу в реках, а мурза уверял, что эта утеха не менее увлекательна, чем охота. К Яику отправились на рассвете. Солтан с интересом наблюдал, как слуги зашли в воду и раскинули плетёные из конского волоса сети. Из такого же крепкого конского волоса были сплетены тонкие верёвки с укреплёнными на концах железными крючками. Снасти погрузили в воду, укрепили концы за крепкие ветви густого кустарника, которым заросли берега Яика. Клёв начался почти одновременно на всех приготовленных ловушках. Молодые мурзы со смехом накидывались на туго натянутые верёвки, ловко перебирали руками, тянули ускользавшую добычу. Иные рыбины были в человеческий рост и биться с ними приходилось всеми силами. Менгли и сам не заметил, как увлёкся вместе со всеми этой забавой, туго натянутая верёвка больно резала ладони, но он, казалось, не замечал этого. На первого вытянутого ими осётра накинулись вместе с мурзой Хусаином, глушили изгибающееся на берегу живое бревно попавшимися под руку заострёнными камнями. Когда рыбина перестала рваться к воде, шумно дыша, откатились прочь. Вскоре травянистый покров берега усеяли несколько десятков крупных и средних осетров. Пока слуги занялись разделкой добычи, отправились прогуляться. Вдалеке заметили стайку девушек в ярких нарядах, их окружали грузные строгие няньки. Хусаин махнул рукой Менгли-Гирею:

– Что за удачный день, друг Менгли! Рыбалка была славной, а теперь Всевышний ниспослал нам целый табун красавиц. Айда туда!

И помчался навстречу разноцветной стайке весело завизжавших девушек. Менгли только покрутил головой, неиссякаемая энергия молодого мурзы заражала его своей беззаботностью и весельем, но сейчас ему не нужны были девушки. Чувствуя утомление во всём теле, солтан опустился в густую, уже поднявшуюся до колен, сочную траву. Издалека слышался громкий весёлый голос Хусаина и сопровождающий его озорной смех и пронзительный визг девушек. Менгли улыбнулся расслабленно, прикрылся ладонью от бьющего прямо в глаза солнца. Как хорошо было лежать в мягкой траве, слушать отдаляющиеся от него голоса и смех и близкие, неназойливые звуки жизни, кишащей среди упругих зелёных стеблей. Вот затрещал кузнечик, над ухом прожужжал деловитый жучок, юркая ящерка прошуршала в траве длинным гибким хвостиком. И вдруг шаги, чьи-то лёгкие, осторожные шаги. Солтан живо сел, готовый, как всегда в минуту опасности, ухватиться за рукоять кинжала, и… опешил. Прямо перед ним удивлённая этой нежданной встречей стояла Нурсолтан. Изящные ступни девушки были босы, а свои разноцветные ичиги она держала в руках. Менгли-Гирей медленно поднялся ей навстречу, степь вокруг них внезапно опустела. Руки девушки теребили мягкую кожу ичиг, нежный румянец разливался по её лицу, оттенял ещё больше эту невозможную синь в её глазах. Не помня себя, он протянул руки и поймал её тонкие пальцы, медленно сплёл их со своими пальцами. Влюблённые не отрывали взгляда друг от друга. В глазах обоих светилось чувство, которое не требовало ни слов, ни объяснений. Он потянул её к себе, и девушка послушно, словно во сне, шагнула в его объятия. Менгли прижимал к себе гибкий девичий стан и не верил, что всё это не видение, не мираж, который должен был рассеяться спустя мгновение. Но девушка, которую он сжимал в своих объятиях, была живой, и он сквозь туман, застилавший его сознание, ощущал, как она горяча, как гулко, испуганной птицей, бьётся в её груди маленькое сердечко.