– Если бы в гильдии магов хоть один человек умел вызывать грозу, плеваться огнём или затуманивать разум, они бы уже захватили всё Троецарствие, – сказал Ломпатри.

– Ваша правда, господин рыцарь. И хоть после дюжины лет раздумий в горах я по-другому отношусь к волшебству, всё же маги – это просто фанатики, которые также не способны на дворцовые интриги, как не способны на это и жрецы.

– Прошу простить за резкость, но – кто бы не плёл эти интриги – не сочтёт ли король Девандин ваш отъезд из Дербен предательством и изменой королевству?

– Мой благородный друг! – улыбнулся Гвадемальд, – пока в своём сердце я верен королю, все мои деяния будут направлены во служение своей отчизне. И пусть сам король Девандин назовёт меня предателем – я всё равно продолжу служить своему народу и своей земле.

Ломпатри опустил глаза на остывающих рябчиков и одним глотком опустошил очередной кубок с элем.

– Преданность, о которой вы говорите, служит мне уроком, – сказал он.

Гвадемальд будто пропустил слова Ломпатри мимо ушей. Он держал в руке серебряный кубок с элем и отрешённо наблюдал за оседающей пеной. Рыцарь думал о чём-то сложном, гнетущем его душу, а может быть, и не думал вообще. Наконец, он опорожнил кубок и сильно ударил им по столу.

– А всё-таки хорошо, что я вас встретил, господин рыцарь, – сказал Гвадемальд улыбаясь. – Посмотрите, кто меня окружает? Челядь! Простой народ, заботящийся только о своём брюхе и кошельке. Они говорят, что по-другому нельзя. Говорят, что именно это и есть смысл жизни: поглощать, припрятывать, копить, ублажаться и размножаться. А вы вот сидите передо мной чистый, в приличных одеждах, с прекрасным золотым медальоном. Он выполнено изящно!

– Сарварские кузнецы всегда славились своими ювелирными талантами!

– Узнаю их норов, – с улыбкой согласился Гвадемальд, присматриваясь к медальону собеседника. – Изящная и тонкая работа. Дай такую вещицу простолюдину, он отнесёт её плавильщику, чтобы тот отчеканил ему пару золотых.

– А плавильщик непременно его надует!

– Мужик – что с него взять! Ни красоты, ни доблести. Признаюсь, я рад, что имею честь вести беседу с благородным человеком. В моей душе так много накопилось за эти годы. Думы теснились в голове, мешаясь с чувствами. И не было выхода моим терзаниям и сомнениям. Разве мог я поделиться сокровенным с солдатами? Поняли бы они меня? Да, я часто надеваю драный кафтан, чтобы мои люди не смущались блеска моих доспехов. Я стараюсь быть ближе к ним, но у меня не получается. Мы другие, Ломпатри. Мы как Скол, упали в этот мир с неба и не понимаем, что все эти люди делают! Порой мне кажется – не будь я рыцарем – пропал бы.

– Благодарю вас за тёплый приём, свежий эль и тёплую снедь, рыцарь Гвадемальд, – вздохнув, сказал Ломпатри и поставил свой опустошённый кубок на стол.

– Зачем же вы прощаетесь, милейший? – удивился хозяин.

– Я не прощаюсь. Вы так добры и будто бы облачаете в слова мои собственные мысли. Мне ужасно приятно вас слушать. Но я хотел заранее отблагодарить вас за гостеприимство. Возможно, после того, как вы услышите мой рассказ, вы откажетесь вести всякую беседу с таким ничтожным человеком как я.

– Не пугайте меня, господин рыцарь, – ужаснулся Гвадемальд. При этих словах он в первый раз за всю беседу проявил неподдельный интерес к собеседнику и, кажется, забыл о своих собственных тревогах.

– Сердечно прошу простить меня, добродушный Гвадемальд, но я не рыцарь.

В палатке вновь воцарилась тишина. Гвадемальд распрямился, вытянулся, нахмурил брови и впёр свой взгляд в гостя.

– Вы Ломпатри Сельвадо, владыка провинции Айну, вассал короля Хорада, законного владыки королевства Атария. Я рыцарь в шестом поколении и хорошо знаком с рыцарскими домами наших земель, атарийскими и варалусскими. Если вы дадите мне минуту, я даже вспомню имя вашего отца.