Полковник подошел к нему и что-то тихо сказал. Капитан стал еще более серьезным, вытянулся и перевел слова своего начальника:

– Советский народ, советское правительство и лично товарищ Сталин предоставляют вам возможность искупить свою вину перед СССР и реабилитироваться. Любая попытка к бегству будет пресечена соответствующим образом. По беглецу будет открыт огонь на поражение… Без предупреждения!

Питер Стоун смотрел на одну из женщин в форме капитана НКВД – кого-то она ему очень напоминала. На вид ей было не более сорока лет. Редкое среди остальных симпатичное лицо, тонкие черты, немного стыдливый взгляд. Невысокая, хрупкая, военная одежда висела на ней как-то мешковато. Ей бы в вечернем платье на каком-нибудь балу щеголять, а не здесь, в лагере. Интересно, кем она тут работает? И главное – зачем? Врач, интендант, следователь?

А капитан Волков заканчивал свою вступительную речь:

– Сейчас вы получите по куску мыла из расчета на один месяц. Тем, кто не имеет сменной одежды, выдадут лагерную. Она хорошая, прочная, удобная, хотя и не от Хьюго Босс, как вы привыкли. Баня раз в неделю и, соответственно, раз в неделю у вас будет горячая вода.

Питер Стоун всё же раздвинул руками танкистов и пробился вперед, сделал несколько шагов к группе советских офицеров, но был остановлен жёстким взглядом Волкова и его словами:

– Стоять! Со всеми вопросами потом. Я уже сказал – когда. Через месяц. Подвожу итоги: сейчас вы сдадите всё, что имеете при себе, включая часы, награды, знаки отличия, погоны. Одежду, предметы личной гигиены, столовые приборы, запасы табака, зажигалки и фляги можете оставить. Фотокарточки тоже. Затем пройдет регистрация, краткая, формальная: вопрос – ответ, чтобы завести на каждого из вас персональную карточку. Советую говорить правду, ложь всё равно потом обнаружится. При более тщательной проверке. И будет только хуже. Предупреждаю заранее. Ответственный за регистрацию – старший лейтенант Коренев с помощником.

Волков указал рукой на двух офицеров, слегка наклонивших головы. Один из них был в очках.

– Ну, а после картотеки пройдете дезинфекционные и банные процедуры. Стричься и мыться. Вас осмотрит военный врач Топорков, вот он, а это фельдшер и медсестра. Мыло и белье получите там же. Всё это находится в ведомости Натальи Павловны, заведующей хозблоком, – он указал рукой в сторону миловидной женщины-капитана, на которую обратил внимание Стоун.

«Значит, все-таки, интендант, – с облегчением подумал он. – Хорошо, хоть не дознаватель».

– А затем дежурные распределят вас по свободным местам в бараках. Старших офицеров отправят в Первое отделение, все остальные: младшие офицеры, солдаты, сержанты – в виде исключения, в Третье отделение, минуя Второе. И это всё на сегодня. Разойдись!

Последнее слово прозвучало как выстрел.

На зеленой лужайке, с аккуратно подстриженными кустарниками и ухоженными цветниками, перед красивым двухэтажным домом середины XIX века в классическом викторианском стиле с большим крыльцом два юноши азартно гоняли мяч. Воротами служили каменная скамья и небольшая стела с латинской надписью: «Вальтер, самый верный борзой». Газон тянулся к искусственному пруду с типичным горбатым мостиком и ивами у основания. За ним расстилался небольшой парк с лиственными и хвойными деревьями, геометрической формой максимально приближенный к естественному природному ландшафту. Каменные аллеи и извилистые тропинки уютно дополняли его.

Всюду, тут и там, виднелись декоративные стелы с фонарями, в окружении вазонов с розами и цветниками, три беседки и каменные урны, расположившиеся в тени величественных ливанских кедров. А перед самим домом – три постамента с мраморными бюстами Веллингтона и Наполеона. Странный выбор в отношении последнего, поскольку хозяин предместья лорд Мэтью Вильям Стоун никогда не считал его своим кумиром. Но отдавал должное побежденному сильному врагу. А третий постамент оставался пустым. Злые языки поговаривали, что это место предназначалось для него самого, естественно, после смерти.