Выяснив всё необходимое, инспектор ушёл. Сразу после его ухода Леонид схватил в объятья Клару, стал целовать её в губы, глаза, нос, щёки. При этом в промежутках между поцелуями с его уст с шёпотным шелестом и измученной хрипотцой слетали какие-то слова и зачем-то кружились, кружились по комнате. Средь кружения слов вдруг встал вопрос: «Ты звонила родителям?» Вопрос не плыл, стоял, просил ответа.

– Зачем? – испуганно спросила Клара. Ей не хотелось, чтоб кто-то ещё знал об этом, ведь, собственно, ничего не произошло, и ей не хотелось больше никого беспокоить.

– Не знаю, – пожал плечами Леонид, – но я считаю, что родителям надо сообщить.

– Лёнь, – укоризненно и в то же время с мольбой в голосе произнесла Клара, – ну зачем их беспокоить?

– Клара, думаю, что стоит им позвонить: вдруг в этом что-нибудь поймёт Юрий Владимирович.

– Ты думаешь?

– Не, я пока ничего не думаю, но считаю, что так будет лучше.

– Хорошо, – сдалась Клара, – поступай, как хочешь.

Леонид позвонил Юрию Владимировичу, рассказал о происшедшем.

– Это точно было покушение? – после некоторой паузы спросил Юрий Владимирович вдруг изменившимся голосом.

– Не известно.

– А в милицию вы сообщили?

– Да, у Клары был участковый.

К Юрию Владимировичу вернулся его голос.

– Участковый! – возмутился он и попросил передать трубку Кларе. Дочь он стал наставлять никуда не ходить и упрекать её в том, что сама всё делает по дому и отказывается от чужих услуг.

– Папа, ну не могу же я всё время сидеть дома. Я думаю, это было просто хулиганство.

– Мне не важно, кто убьёт мою дочь – просто хулиган или бандит. Я хочу, чтоб моя дочь была жива и здорова.

Юрий Владимирович, привыкший к тому, что всё в его жизни отлажено, предопределено, устойчиво, вдруг ощутил страшное волнение, вызванное сразу несколькими чувствами, первым из которых был страх, страх потерять дочку Кларочку, являвшуюся предметом его отцовской гордости и постоянным источником жизненной энергии. Нельзя сказать, что Клара будила в нём воспоминания о безвременно погибшей любимой жене: образ покойной был смутен и уже не привлекателен, но сама Клара с её ясным умом, с её изысканной красивостью, с её сдержанной внутренней энергией возвышала отца и, вопреки хамству, окружающему Юрия Владимировича в жизни, держала его в рамках интеллигента, конечно в очень узком смысле этого понятия. Вторым неприятным чувством была злость, вызванная оскорблением, которое, как он считал, кто-то посмел нанести ему, покушаясь на его любимую дочку. Ну и, конечно же, в числе чувств, охвативших его, были и обида, и тревога, и какое-то ещё неопределённое чувство, которое рождается при мысли о возможной или произошедшей смерти близкого человека. Юрий Владимирович попросил Клару немедленно переехать жить к ним, но Клара отказалась и поведала отцу о своём решении переехать жить к Леониду.

Катя принимала у себя гостей – школьных подружек. Четыре девушки – Катя и три её гостьи – усаживались за красиво и богато сервированный стол, когда зазвонил телефон.

– Мама, перезвони, у меня гости, – заявила Катя в телефонную трубку и уже сделала короткий жест, чтоб опустить её на рычаг, но задержала у уха. По-видимому, то, что ей говорили, было очень важно и очень встревожило её. Вдруг она вся насторожилась, прикусила нижнюю губу, как часто делала, когда её в школе отчитывали за что-нибудь, и с трубкой в руках почти упала в кресло, стоявшее рядом. Звонила Вера Станиславовна.

– Катя, я звоню тебе уже пятый раз, где ты была? Почему у тебя отключен мобильный? Ты знаешь, что в Клару стреляли?

– Стреляли? – удивилась Катя. – Как это? Кто?