– Піць трэба менш, Проша,– тихо, с трудом сдерживая готовую выплеснуться наружу ненависть, проговорила Оксана. – Гэта табе па п'янцы нехта прымеркаваўся, а ты па маю душу на ноч гледзячы заваліўся.

– Па п'янцы кажаш? – угрожающе прошипел Митрич, приблизив свою морду к лицу хозяйки настолько, что у последней чуть с души не своротило от запаха застарелого перегара, исходящего из пасти полицая, который, и впрямь, не просыхал последнюю пару дней. – Малі бога, дурніца, каб гэта, як ты кажаш, мне здалося!

– Ды што ты, Проша, насамрэч! – Оксане отступать было некуда, и она, зная приверженность Митрича к спиртному, решила сделать главную ставку. – Што ты як не родны-то! Давай вып'ем ці што, пасядзім як людзі. Праца ў цябе цяжкая, нервовая, не адны, так іншыя забіць могуць. Адна самагонка-то і ратуе.

– Ды ты чаго гоніш, дурніца?! – заревел было Митрич, однако предыдущих децибел в его голосе как не бывало. – Чаго малоціш, мова без костак! Немцы-то чаго мне зрабіць могуць? Я ж ім верай і праўдай.

– Яно вядома, вядома, Проша, – почти угодливо подхватила Оксана, не забывая при этом наливать мутной жидкости в стакан, уже поставленный перед Митричем. –Яно, вядома, – она ещё раз согласно покивала головой, – ты ім верай, і яны табе вераць. Откеле ж ім ведаць, што ты ў нас сексотом лічыўся, на НКВД працаваў. Не прывядзі Гасподзь, пазнаюць! Заб'юць бо! – Оксана в притворном ужасе всплеснула руками.

– Ды ты чаго мелеш? – уже почти шёпотом переспросил Митрич. И по тому, как забегали его глаза, женщина поняла, что не ошиблась в своих догадках насчёт этого прохиндея и его таинственной способности выходить сухим их воды и при коммунистах.

– Ведаю, Проша, ведаю, – уже более уверенно подтвердила она и добавила самогонки в мигом опустевший стакан бывшего тайного осведомителя. – Ну, чаго ўжо было, таго ўжо няма. Я ўжо забылася ўсё. Але і ты мяне не чапай!

Полицай молча осушил предложенный ему стакан и резко встал, чуть не опрокинув шаткий стол, за которым сидел.

– Ну, добра. Пашанцавала табе, Ксана, што не знайшоў нікога ў цябе, – в голосе Митрича, хоть и утратившего громкость, таилась такая угроза, что у женщины похолодело на сердце. – Але глядзі, усе мы тут пад богам ходзім. Куля шалёная дарогі не разбірае. Каго заўгодна заваліць можа, – не оборачиваясь на застывшую хозяйку, полицай твёрдо, словно и не пил вовсе, двинулся к выходу.

И только резкий, словно выстрел, звук хлопнувшей в сенях двери заставил Оксану прийти в чувства. Не обращая внимания на беспорядок, царивший в доме, она быстро потушила свет и, схватив свечку, заторопилась к схрону, где в ужасе от всего услышанного ждала её Анна.

– Бегчы нам з табой, дзеўка, трэба, – жарко зашептала ей Оксана, лишь только спустилась в подпол. – Напэўна, суседка, сцерва, прагаварылася.

– Куда бежать-то? – задохнулась от страха женщина, по пятам которой шествовала смерть.

– Вядома справа, да партызанаў, – последовал удививший Анну абсолютной уверенностью ответ, – больш няма куды. Збірайся. Зараз прама і пойдзем.

Глава восьмая. Михаил.

Небольшой городок Калинковичи, куда Михаил прибыл на поезде, встретил его обычным набором привокзальных радостей. Грязным заплёванным перроном, визгливой торговкой пирожками сомнительного качества, специфическим запахом дешевого табака и неприкаянностью неуютного зала ожидания.

Тоска, подобно приливу, сначала нахлынула на Михаила мутной волной, а затем отступила, оставив его душу в сиротливом одиночестве. Помимо воли он всё больше и больше думал о своих настоящих родителях. Нет, его привязанность к приёмным, как выяснилось, матери и отцу ничуть не стала меньше. Более того, история его спасения добавила к ней щемящую благодарность. Он искренне любил Зинаиду, но новое чувство разделяло его сыновью любовь на две, пока ещё не равные части.