«Стало быть, там и взять могли бы», – рассудила Лизете.

«Да куда там!» – воскликнула женщина. «Сама ходила пару-тройку раздобыть, да воз и ныне там, и в итоге с базара принесла, ведь что поделать, если видит око, да зуб неймёт».

«Стало быть, они себе всех оставили», – молвил Юрка.

«Да что ему с такой прорвой делать!» – завизжала она. «Хорошо, если там двум будет, чего дать поесть. Ведь поросёнок-то сам по себе не растёт, не жиреет, его то и дело корми – то молочка, то супчику остатки, то мучки, то картошечки. Даже мыть их надо, окаянных, как тех же ребятишек, а не то, глянь, зачахнет и не вырастет из них ничего. Потому как…»

«Так что, на поросёнка там надежды нет?» – вмешалась Лизете в разговор женщины.

«Нет, пожалуй, и ни в этом году, и не в следующем, и не через год, если только они о новой свиноматке не похлопочут. А старикан не похлопочет, на это и не надейся, такой уж это человек, что если сказал „нет“, то так тому и быть. И мне он во всеуслышание заявил: пусть она их хоть всех приспит да передавит, мне это без нужды, отведу её снова к хряку. Человек с годами стареет да умнеет, так может и у этой ума прибавится, чтобы больше их во сне не давила».

«Ах, сама же мамашка!» – не сговариваясь, воскликнули Юрка и Лизете.

«Сама мамашка», – подтвердила женщина, приблизилась на шаг и понизила голос, будто делясь тайной: «На кого ногой наступит, кого приспит – так всем и конец. Последний только сам, наверное, и помер. Хозяйка говорит, что с горя по другим или от чревоугодия, потому как хрюшка грузная и вымя полное молока, и всё одному, потому как других-то больше нет. Но только об этом и пикнуть нельзя, ведь многие считают, что свиноматке „сделано“9, а хозяйка говорит, что если и „сделано“, то нами. Помоги Бог, если нами, как будто кроме нас поросяток никто и не видел! Но хозяйка говорит, что моя свекровка видела свиноматку прямо перед опоросом и проронила мимоходом, что, мол, какая у вас чудная хрюшка, скоро получите кучу чудных поросяток. Ну, вот и получили они этих чудных поросяток! На совести твоей свекровушки они, говорит мне хозяйка, а если ты свою свекровушку защищаешь, значит, и сама такая же, как она. А я ей в ответ, дескать, а что в моей свекровушке не так, да она же милейшая женщина, мы с ней душа в душу живём. А хрюшкина хозяйка: да какая же она милейшая, ежели глаза у неё карие. Ну да, говорю я, верно, карие глаза у неё, и если это изъян, тогда конечно, но…»

«Да уж, счастливо оставаться», – сказал Юрка, удаляясь.

«И вам того же», – ответила, прервавшая рассказ на полуслове, женщина и добавила: «Но раз поросёнка нет, не желаете ли взять себе котика? У нас они чудные, серенькие. У старой кошки было пятеро, троих утопили в помойном ведре, двое ещё остались, одного можно бы отдать, можно бы и совсем даром, если людям хорошим. Если ребятишкам отдать, так затаскают котика, лишь у старичков из котёночка вырастет настоящий кот. Не знаю, много ли у уважаемых деток?»

«Да нет ещё», – сказала Лизете.

«Ну, тогда вы словно созданы для нашего котика. Хотите, пойдёмте к нам, возьмёте себе котёночка, он весом невелик».

«Что думаешь, старуха?» – спросил Юрка.

«Ну, раз поросёночка нет, в хозяйстве и вошь скотина», – решила Лизете.

Так они и отправились вместе за котёнком, свернув немного с дороги, и Лизете уже заранее радовалась, что в их избушке будет хоть что-то живое, кроме них самих. Но дело пошло несколько иначе, чем полагали Юрка со своей старухой, и чём говорила невестка. Потому как выяснилось, что свекровь была главой семьи, хотя формально хозяином был её сын. У говорливой невестки было лишь право говорить, работать же и действовать она могла лишь по указке свекрови. А та, лишь только сообразив, зачем явились в их усадьбу чужаки, сразу же спросила: