Контроль над дроном окончательно потерян, но перед глазами всё еще стоит человек. Он размахивается, что-то швыряет. Маленький цилиндр мелькает перед взором, гулко стукается о металл. Яркая вспышка. Экран гаснет.

В предрассветных сумерках лес кажется серым. Серые пни и коряги, серые стволы сосен, серая хвоя на серых ветвях. Они скрипят, когда человек отводит их в сторону. При каждом шаге под ногами хрустит, щелкает.

Человек поудобнее перехватывает дрон – проклятая железяка выскальзывает, ладонь едет по гладкой поверхности. Перешагнув через поваленную сосну, ветви которой уже высохли и обломились, человек останавливается, бросает металлический диск, садится сверху, чтобы перевести дух.

Тишина. Только шелест легкого, нежного ветерка, беззаботно гуляющего меж деревьев. Закрыв глаза, человек поднимает голову, медленно вдыхает. Пахнет хвоей и сырым мхом.

К шуму ветра добавляется новый звук. Капли барабанят по респиратору, прохладными бусинами падают на щеки. Человек морщится, грязной ладонью проводит по глазам.

Дом недалеко. Уже отсюда виден сквозь стволы сосен его бревенчатый бок.

Человек поднимается, подбирает дрон, идет.

Небольшая поляна. На ней – старая маленькая избушка. Лет сто назад здесь, наверное, жил лесник. Покатая, поросшая темно-зеленым мхом крыша, почерневшие бревна стен, вокруг густой кустарник. Лишь перед входом растения расступаются, образуя коридор. Человек тянет скрипучую дверь, нагнувшись, переступает порог. Снимает куртку, вешает на крючок. Смотрит в единственную комнату – черные силуэты скудной обстановки в полумраке. Из кармана потертых армейских штанов он достает коробку старых походных спичек, но тут же кладет обратно: всё равно скоро рассвет. Аккуратно, чтобы не задеть печь и не измараться об ее проржавевший бок, проходит на середину комнаты, со стуком бросает дрон на пол, отчего половицы страшно скрипят. Немного постояв, он поднимает руку, нащупывает плафон светильника, свисающего с потолка. Затем идет к единственному окну, садится рядом на табурет – тот жалобно скрипит.

За мокрым стеклом с каждой минутой всё светлее. Появляются цвета: серые стволы сосен становятся коричневыми, их пышные кроны – темно-зелеными, а кустарники у корней вновь обрастают зеленой листвой, пружинящей от всё чаще бьющих капель. Утренний лес освещается желтым – солнце вышло из-за туч. Дождь, профильтрованный через крону, блестит в воздухе, на кустах, траве.

«Есть же места, не тронутые прогрессом, – думает человек. – Жалко, что и сюда рано или поздно доберется».

Он смотрит на великолепие природы, а в голову закрадываются воспоминания. О том, как похожим дождливым утром полвека назад он так же смотрел в окно. Но не на лес, дышащий свежестью и жизнью, а на мегаполис, выдыхавший углекислый газ миллионами ноздрей.

Тогда человек жил на сто первом этаже московского небоскреба и звали его Крис.

Он стоял перед большим – во всю стену – окном, видел стеклянные небоскребы, полированной поверхностью отражавшие свинцовые облака. Они были похожи на лес гигантских сталагмитов, пронзивших небеса своими пиками. Наверное, поэтому и шел дождь. Но Крис, конечно, знал, что уколы стеклянных игл не виноваты, что облакам и без них свойственно плакать. Ведь Крису было уже семь лет, и он многое понимал.

Не понимал только, где мама и маленький брат. Обыскал все два этажа квартиры. В первую очередь обшарил свою комнату: заглянул под кровать, в комод, в коробку с игрушками, вывалив всё содержимое на мягкий пол; потом побывал на кухне, залез под белый шестигранный стол, проверил 3D-печь и даже утилизатор грязной посуды; затем искал в ванной, в сауне, в прачечной…