Ян не спорил. Глядя на Марину, он отстранённо думал о том, что, в сущности, она права и что он действительно к ней ничего не испытывает. Их отношения давно уже можно было охарактеризовать, он поморщился, вспоминая юридическую формулу, «совместным ведением хозяйства и участием в воспитании ребёнка». Но такое положение дел стало для него привычным, а вот Марину, похоже, оно не совсем устраивало.

– Хочешь сказать, тебе страсти не хватало, а грузин твой в этом специалист?

Тут Марина искренне улыбнулась:

– Это точно. Только он не грузин. Не знаю, что он там дословно вчера говорил. Но, в общем, представляю… Когда я рядом, для него ничего не существует: возьмёт меня за руки и смотрит, будто насмотреться не может.

Жена запнулась, помолчала и продолжила задумчиво, уже без улыбки:

– Знаешь, я такая дура. Ведь уже через час после встречи с ним я поняла, что влюбилась, что никто мне другой не нужен. И целых три месяца я не могла сказать тебе того, что так легко говорю сейчас. Я просто боялась. Понять бы только чего? Может быть, я сама за эти пятнадцать лет, что прожила с тобой, потеряла очень важную часть себя или так далеко её спрятала, что и забыла о ней. Как вообще можно забыть о самом главном? Ведь я же его измучила. Лишь теперь, во время этого, не интересного тебе разговора, я поняла, как я его мучила. Он не такой, как ты, и не такой, как я. Он – взрослый мужик – искренне страдал и каждую нашу встречу просил уйти к нему. Как он всё выдержал? Ты вот – умный, эффективный менеджер, скажи мне: может, бесчувственность – заразна?

Ян ощутил, что Марина его задела. Не каждому понравится, если жена называет тебя бревном, душевным инвалидом и одновременно восхищается своим новым чувствительным любовником.

Он опустил голову и, уперев взгляд в лицо Марины, шагнул к ней. Супруга вжалась спиной в дверь ванной. Было видно, что она испугалась. Высокий, широкоплечий, решительный, он умел в нужный момент смотреть холодными и стальными глазами, придавливая оппонента. Так много лет назад, ещё не став уважаемым предпринимателем, он, по примеру Рената, решал вопросы с перекупщиками, торговался с серыми, а порой и совсем тёмными личностями за контрабандные запчасти, доказывал конкурентам право на место на авторынке.

Заговорил он медленно, словно нанизывая бусины на нитку:

– Не бойся, я женщин не бью. Но хочу, чтобы напоследок и ты меня поняла. Если сможешь, конечно. Я не извергаю эмоции, как исландский вулкан, не верещу в трубку, забыв поинтересоваться, с кем разговариваю, не умоляю и не прошу ни о чем. Однако, на мой взгляд, как муж и отец, я делал и делаю всё, что должен.

При слове «должен» Марина, смотревшая ему в глаза, как заяц на волка, моргнула, потом, словно сама себе, грустно и понимающе улыбнулась, шагнула в сторону, обошла нависавшего над ней мужа, повернула к лестнице и, медленно спускаясь, будто пересчитывая ступеньки, проговорила:

– Должен, должен, должен… Ты себя послушай… Можешь считать, что мне ты больше ничего не должен. Насчёт Ромы – спроси у него сам. А если я что-то задолжала, то только скажи, сделаю, что смогу. Но, как говорится: интим не предлагать.

Совсем оправившись от испуга, она звонко рассмеялась. Потом, не глядя на Яна, громко позвала:

– Рома, ты готов?

Дверь сразу же открылась, и показался сын, кативший за собой большой коричневый чемодан на колёсиках.

Ян недовольно подумал, что отпрыск стоял за дверью и подслушивал. Хотя, учитывая ситуацию, его любопытство можно понять. Кроме того, это значит, что ему не совсем всё равно.

Сын подвёз чемодан к лестнице, положил на бок, взялся за ручку и, немного выгнувшись для равновесия, стал спускаться вниз.