Пока я стоял на многолюдной платформе, оглядывая близлежащие холмы и вдыхая свежий воздух, Холмс нашел билеты на поезд, направляющийся на юг, в Ноксвилл. Я краем уха уловил несколько обрывков разговоров, наслаждаясь местными диалектами. Подобное удовольствие доставляли мне когда-то и путешествия по Британским островам.

Холмс подал мне знак рукой. Я подошел к нему, и он устремился к краю платформы.

– Мы как раз успеем на поезд в направлении Ноксвилла, – сообщил он. – А я опасался, что из-за того, что мы движемся по горам так медленно, мы опоздаем на него и придется провести здесь всю ночь.

В вагонах нашего поезда, как и у всех составов, которые мне приходилось видеть в этой части США, не было раздельных купе, так что мы выбрали места там, где было посвободнее. Спустя несколько минут маневров в перегруженном депо мы вышли на открытый ландшафт и, набирая скорость, устремились на юг.

Я изумлялся окрестностям. Холмс, казалось, был погружен в свои мысли. Наконец он устроился поудобнее и задремал. Я же не мог отвести взгляда от пейзажа за окном. Мы проезжали сквозь широкую долину, с востока и запада от которой виднелись далекие горы. Хотя мы следовали через лесистую местность, дубравы здесь были уже не такие густые и древние, как те, через которые мы ехали еще с утра.

Многие участки, по всей видимости, были отведены под сельское хозяйство. Куда ни бросишь взор, посреди широких полей ютились многочисленные одинокие домишки, отстоявшие друг от друга на несколько миль.

Я вдруг вспомнил, как Холмс однажды отозвался о таких деревенских домах и о том, в какой ужас они его приводили.

– Вот вы смотрите на эти разбросанные тут и там постройки и восхищаетесь их красотой, – сказал он мне тогда. – А я думаю лишь о том, насколько они изолированы, и о том, что преступления, совершаемые в такой местности, часто остаются безнаказанными.

Я спросил, почему именно это приходит ему на ум, а он ответил:

– Я всегда ощущаю ужас, когда смотрю на них. Я убежден, Уотсон, – и в этом я основываюсь на собственном опыте, – что даже на самых скверных переулках Лондона пороки не процветают в таком количестве, как в чарующей и приветливой сельской местности.

– Теперь вы и меня приводите в ужас! – воскликнул я.

Холмс пояснил, что в городах люди живут столь близко друг от друга, что ни одно постыдное деяние не остается незамеченным или ненаказанным. А вот в деревнях зачастую в округе попросту нет соседей, которые могли бы узнать о совершенном преступлении.

– Задумайтесь только о бесчеловечной жестокости, – добавил прославленный детектив, – о сокрытом беззаконии. И так год за годом, и никто ни о чем не подозревает.

Теперь, любуясь одинокими домиками в лучах заходящего солнца, я был рад, что Холмс спит. Конечно, я понимал, что в чем-то он может оказаться прав, но предпочитал глядеть вокруг с оптимизмом и видеть красоту, а не тайные пороки.

Мы прибыли в Ноксвилл поздно вечером. На выходе с вычурной станции мы уловили запах ферм и скотобоен, перемежавшийся с другим запахом, в котором впоследствии я узнал аромат обжариваемого кофе. На горизонте виднелось зарево, словно от пожара, но я понимал, что это попросту электрическое освещение от домов, расположенных вдоль главной улицы города. Мы взяли извозчика и, проехав несколько кварталов, очутились у небольшой гостиницы, расположенной у отвесного берега реки Теннесси.

Зарегистрировавшись в отеле и умывшись, мы вышли на улицу и спустя час зашли в ресторан. Поужинав в тишине, мы отправились к западу и в конце концов оказались на обширной территории Университета Теннесси. По сравнению со старыми зданиями Оксфорда и Кембриджа он казался выскочкой. Мы посетили несколько корпусов, включая Истбрук-холл, которые были открыты для поздних занятий. Где-то через час мы вернулись в отель, решив завтра выйти с утра пораньше.