Освальд махнул сильной правой рукой, давая знать, что тема закрыта.

– Об этом в другой раз, – сказал он. – Сейчас есть дела поважнее.

И он показал на пудинг, который успел остыть.

– Мы – семья подлых отверженных. Мы не сможем смотреть людям в глаза, пока этот пудинг в нашем доме. Надо позаботиться о том, чтобы он достался бедным детям… Не мерзким, сварливым плаксам, притворяющимся бедными, а настоящим беднякам, таким нищим, что они еле сводят концы с концами.

– И инжир надо отдать им… и финики, – с сожалением сказал Ноэль.

– Весь инжир, – сурово подхватил Дикки. – Освальд совершенно прав.

Приняв такое благородное решение, мы почувствовали себя немного лучше.

Быстро натянув парадную одежду, мы умылись и поспешили на поиски по-настоящему бедных людей, чтобы отдать им пудинг. Мы нарезали его на ломти, которые положили в корзинку вместе с инжиром, финиками и ирисками. Сперва мы отказывались взять с собой Эйч-Оу, потому что ему хотелось пойти. Тогда Элис тоже не захотела идти, и в конце концов пришлось все-таки Эйч-Оу взять.

Надев лучшие наряды, вы испытываете такое волнение, что оно исцеляет боль раненой чести… Так сказал поэт. Во всяком случае, болеть начинает уже меньше.

Мы шагали по улицам, которые были довольно тихими – почти все уже ели рождественский десерт. Но вскоре мы встретили женщину в фартуке. Освальд очень вежливо спросил:

– Скажите, пожалуйста, вы бедны?

Она велела нам проваливать.

Следующим мы встретили оборванца с дырой в левом ботинке.

– Скажите, вы бедняк? – спросил Освальд. – И есть ли у вас бедные маленькие дети?

Этот человек велел нам прекратить свои дурацкие игры, пригрозив, что иначе мы будем смеяться щербатыми ртами. Мы печально пошли дальше. У нас не хватило духу задержаться и объяснить, что мы не играем.

Еще дальше, у памятника, мы увидели молодого человека. На этот раз попытку сделала Дора.

– Извините, пожалуйста, – сказала она. – У нас тут в корзинке рождественский пудинг, и если вы бедный человек, вы можете взять кусочек.

– Я беден, как Йов, – хрипло ответил молодой человек. Ему пришлось сперва размотать красное кашне, чтобы это сказать.

Мы дали ему кусочек пудинга, и он поспешно откусил, не поблагодарив. В следующую минуту он швырнул пудинг Доре в лицо и схватил Дикки за воротник.

– Черт меня побери, если я сейчас не брошу вас в реку, всю вашу проклятущую компанию! – заорал он.

Девочки завизжали, мальчики закричали, и, хотя Освальд бросился на обидчика сестры со всей своей мужественной силой, автор содрогается при мысли о том, что могло бы произойти, если бы мимо случайно не проходил друг Освальда, полисмен. Парень в кашне был сильным мужчиной, Освальд еще не достиг своего расцвета, а река Куогги протекала совсем рядом.

Наш полицейский отвел обидчика в сторону, и мы стали взволнованно ждать, чем же закончится их разговор. Несколько долгих тревожных мгновений – и молодой человек в кашне с ворчанием удалился, а наш полицейский вернулся к нам.

– Он сказал, что вы дали ему здоровенный кусок пудинга со вкусом мыла и масла для волос.

Наверное, за масло для волос парень принял вкус коричневого виндзорского мыла, выпарившегося при варке.

Мы очень сожалели о случившемся, но все равно надо было как-то избавиться от пудинга. Правда, Куогги была под рукой, но, если ты собрал деньги на пропитание бедным детям и потратил на пудинг, негоже выбрасывать этот пудинг в реку. Люди жертвовали шиллинги, шестипенсовики и полкроны не для того, чтобы мы накормили рождественским угощением жадный речной поток.

И все же нам было страшновато и дальше расспрашивать прохожих, бедны ли они и какие у них семьи. Еще страшнее было предлагать пудинг случайным людям: вдруг они откусят и распробуют мыло, прежде чем мы успеем уйти?