Вот буквы, из которых мне предстояло составить три десятибуквенных слова, связанных одной темой:

Ко мне однажды пришел человек и предложил купить красивый портрет, который уже довольно давно принадлежал его семье. Ни с каким делом Холмса это связано не было. Он был моим пациентом и заметил, что и мой личный кабинет, и процедурная украшены коллекциями картин.

Картина действительно была привлекательной, в отличие от цены: 640 фунтов. Половина годового дохода – это слишком неподъемная цена за произведение искусства, так что я вежливо отказался. Через две недели он вернулся, снизив цену «всего» до 400 фунтов. Я снова выразил свои сожаления. Еще через две недели он вернулся, совершенно невозмутимый, и предложил мне купить ее за 250 фунтов. Он приходил ко мне еще два раза, и на второй я наконец-то сдался и купил картину.

Сколько я заплатил, округляя до ближайшего целого фунта?

Однажды днем я читал газету, и мое внимание привлекла довольно мрачная история о прискорбной судьбе Даниэля Бутроса, сына богатого судового маклера.

Молодой мистер Бутрос отправился в Эссекс, чтобы подняться на гору с компаньоном. Несмотря на то что он считался умелым альпинистом, что-то пошло не так, и он упал с вершины откоса. Его друг Алан Дикки, который был ведущим в подъеме, уже забрался наверх и страховал Бутроса, но веревка оборвалась.

Это, конечно, очень печально, но больше меня удивило очень длинное и цветастое описание сцены. Репортер посвятил несколько абзацев описанию тела несчастного Бутроса, лежавшего с раздробленными костями на куче свитых веревок у подножия скалы. Дикки, его друг, как говорят, был потрясен случившимся.

Я рассказал о статье Холмсу, который в ответ промычал что-то нечленораздельное. Затем он спросил, упоминалась ли в статье перетершаяся веревка. Я еще раз перечитал статью – и действительно, репортер упомянул перетершиеся куски размотанной веревки.

«Это все равно убийство», – сказал Холмс.

Почему он пришел к такому выводу?

«Странное дело о ребенке-вороне» занесло Холмса и меня в деревню в Гвинедде под названием Абергинолвин. Добираться туда оказалось дьявольски долго, но Холмс настаивал, что нам нужно узнать некоторые подробности самим. Так что одним серым утром мы оказались в небольшой часовне на берегу ледникового озера Тэл-и-Ллин, из которого вытекает река Дисинни.

В часовне мы нашли простой алтарь, на котором была написана небольшая проповедь о десяти заповедях, а также лежали традиционная ткань и Библия. Над алтарем было выбито любопытное послание, явно старинное:

Холмс посмотрел на него и нахмурился, затем повернулся ко мне; его глаза сияли. «В последней строчке не хватает буквы N», – сказал он.

«И явно не только ее», – ответил я.

«Да, так и есть, – сказал он. – Не хватает еще ровно одной буквы – если точнее, ее не хватает более чем в десятке мест».

Больше он ничего не сказал, и мы сидели там до тех пор, пока я не расшифровал послание.

Время было уже позднее, но делать нечего. А вы можете сказать, как звучит послание?

Мы шли по кладбищу Паддингтон-Грин в поисках могилы дядюшки плотника. У нас были определенные сомнения по поводу даты кончины этого достойного человека, так что мы решили узнать все из первых рук. Впрочем, как оказалось, наши усилия были бесплодны. Дядюшка не умер, а сбежал и еще немало лет прожил с другой семьей в Хэдли.

Когда мы прошли мимо довольно экстравагантного резного изображения старика с длинной бородой и в простом плаще, Холмс склонил голову.

«Вот вам небольшая загадка для развлечения, Ватсон».