Уже вечером, когда Рита возмущалась по этому поводу, Костя снова усмехнулся и спокойно ответил ей:

– Ну, что ты, они еще об этом не думали!

Глава четвертая

Вера должна оставаться верой

– Это и есть твоя обещанная свобода? – злилась Рита, лежа на узкой кровати маленького гостиничного номера.

Гнев Риты вызвал, как ни странно, ее вдохновитель и ангел-хранитель Костя. После поездки на завод Рита с Костей пошли в клуб, немного развеяться и потанцевать. И вот там произошло неслыханное – во время медленного танца Костя попытался ее поцеловать. Костя – друг, гуру, ее интеллектуальный брат. И вдруг такое.

Нет, Рита не была ни фригидной, ни наивной. Отправляясь с Костей в это путешествие, она предполагала, что такое когда-нибудь может случиться и где-то в глубине души, так глубоко, что боялась сама себе признаться, мечтала об этом. Но не в первый же вечер? Рита была к этому не готова.

– Как же так, мы же новые бродяги?

Это самоопределение они придумали в поезде Тюмень-Челябинск. И Рита находилась под обаянием этого романтического образа. Она мечтала о бесконечных дорогах и приключениях, ночевках в палатках и рассветах в горах, попутных машинах и интересных знакомствах. Отношения в эту картину мира никак не укладывались.

– Не сейчас, – решила Рита и взяла отдельный номер.

На следующее утро Рита с Костей, как ни в чем не бывало, катили в небольшом «Нисане» на Тургояк. Водитель, согласившийся их туда отвезти, оказался многословным и эрудированным собеседником. За два с небольшим часа пути Рита узнала о Южном Урале больше, чем за все предыдущие годы жизни.

– Вот здесь, вот прямо где мы сейчас едем, проходит граница между Уралом и Сибирью, между Востоком и Западом. То есть мы с вами уже в Сибири, но еще на Западе. А скоро будем на Востоке.

Рита совсем запуталась. В Сибири и на Востоке.

В ее скромном понимании, Сибирь – это морозы, кедры и крепкие сибирские мужики. А Восток – это китайцы, лапша и бамбук. Ну, или верблюды, бедуины и кальяны. Кому что больше нравится. Но, ни бамбука, ни кальянов тут не было. Было хмурое холодное утро с пеленой измороси в воздухе. С утра Костя несколько раз очень убедительно выразил сомнение в целесообразности поездки на природу в такую погоду, но Рита была непреклонна.

– Я вчера твой завод терпела. А туда ни в какую погоду психически здоровому человеку ездить на экскурсии не рекомендуется во избежание вреда этому самому психическому здоровью.

– В древности у нас тут проходило северное ответвление Великого Шелкового Пути, – вклинился в Ритины размышления водитель, – бронзовую скульптуру с верблюдами на Арбате видели (Арбатом в Челябинске называют переходную улицу Кирова, ласково именуемую местными жителями Кировкой)? Так вот она как раз Шелковому Пути и посвящена. Шёлк возили, чай, пряности разные, материи, нефирит.

– А вон памятник Курчатову, земляку нашему, – продолжал «экскурсию» водитель, – недавно ученые в каком-то челябинском архиве метрику его нашли. Нет, памятник не поэтому поставили, памятник – намного раньше, в 86-м к двухсотпятидесятилетию Челябинска. А как он светится в темноте! Залюбуешься. Вы вечером назад поедете, посмотрите обязательно.

Рита достала из рюкзака свой верный «молескин» и начала торопливо записывать.

– А это Шершнёвское водохранилище на реке Миасс. Из самой Башкирии к нам река течет, весь город водой питает.

– А вон там Уральские горы начинаются. Ну, и что, что маленькие? Это они здесь такие низкие и невзрачные, а дальше они ого-го какие. Как-никак Урал от Сибири отделяют. А богатые какие: и руда тут есть, и камни самоцветные. Сказы Бажова читали? То-то же.