На острове царила неизвестная начинающим аргонавтам древняя как Луна магия – будто кошмарные сны решили выйти на променад, и проветривание их эфирных тел разнесло горчичным зерном крупицы полнейшего абсурда.

Когда путешественники приблизились, ближайшая к прибою голова встретила их недружелюбно: мол, какого лешего вам тут надо? Петрович, взвинченный и близкий к истерике, хотел по-трамвайному отдавить паразиту ноги с деланным видом «звеняйте, вас не заметил!», но вовремя спохватился и просто щелкнул наглеца по носу, отерев после о штанину боевой палец. «Что ж я делаю?!» – звякнуло в его голове, но что-то чуждое уже завладело другой его частью, убеждая сознание в абсолютной нормальности происходящего.

Остальные головы, насаженные на палки, словно горшки на плетень, одобрительно хмыкнули. Затем они потеряли всякий интерес к парламентариям и принялись браниться меж собой. Складывалось впечатление, что в период полной комплектации тел, персонажи также не очень ладили.

– Эко их разбирает, – вертел головой Филон, поддавшийся общему настроению. – Вот, смотри! Ну, будешь теперь сомневаться в бессмертии души? Кстати, на что мы спорили?

«Не может не помнить, притворяется. Хитрит, недаром из жеребячьего сословия», – думал про себя Обабков о давнем споре, но вслух лишь сказал, разведя руками:

– Я как воды, Филон, нахлебался, того… многое позабыл. С больной головы чего возьмешь? С покаянной, тем паче?

– Тьфу ты! Опять про голову, Петрович. Найди хоть другую тему, жуть пробирает. Чего зыркаешь?! – прикрикнул он на ближайшую, хмуро глядевшую на монаха.

Голова, с лицом секретаря месткома, скорчила ехидную гримасу:

– Ой-ей-ей! Забыл он… С какого бока на бабу залезть, он помнит, а как алименты платить – позабыл! На, государство – корми, одевай, воспитывай… Стиляга!

– На кол его, – поддержал сосед с прокурорским профилем, разлепляя тяжелые веки, – пока не вспомнит.

– А ты сам в армии служил?..

– За скольких рабов в прошлый год наместнику отчитался?..

– Где ты был, когда мы драконам хвосты крутили?..

– Ну, вы, мужики, идете, али как? – справился отставной царь. – Через склад пойдем. Вон туда. Имущество, уговор, не портить, в бочки с сельдями руками не лезть.

Миновав кошмарную инсталляцию с головами, парламентарии вошли с порта в город, представшим их наблюдению пустынным. Гребцов решили оставить на берегу: уж сильно резвыми они были, чтобы долго оставаться живыми в этом престранном месте.

Вывеска над распахнутой дверью гласила:

«ПЕЧЕНЬ ДРАКОНА.

Ужорный стол. Фуагра. Лучшайшее пойло. Бабы для смельчаков.»

Кто-то пытался замазать надпись белилами, но сочные оранжевые буквы проступали сквозь тонкий слой извести. Сверху надпись украшал грубо намалеванный меч, перекрещенный с жареным куриным окорочком. («О, боги, кто это только выдумал?! Автора! Автора сюда!» – готовы возопить мы в оскорблении эстетического чувства. Но автор сего художественного безобразия к той секунде был безнадежно мертв и спросу не подлежал.)

Вниз в недра кабачка с мощенной рубленым камнем улицы вели три неширокие ступени. Внутри же царила темнота и лишь в самой глубине робко мерцала масляная плошка, в свете которой даже кот не рассмотрел бы свои усы. Фоант, прихрамывая, вошел внутрь. Петрович с Филоном, озираясь, последовали за ним, увлекая мешкающего Ли, который для важности напялил на лысину плоскую алую скуфейку.

В таких заведениях всегда и в любой стране раздается невнятный говор басов, пьяный окрик, деланный женский смех… Но крайне редко, никогда, пожалуй – нежная мелодия струнных на фоне абсолютной бархатной тишины. Кто-то помешивал сахар в чашке. Хрустнула накрахмаленная салфетка.