Не следует при этом забывать, что в условиях следствия, когда отрицание факта или другого свидетельства могло быть квалифицировано как «запирательство» и повлечь за собой обвинение в укрывательстве фактов и ужесточение наказаний, обвиняемый не может полностью отрицать предъявляемые свидетельства, при имеющихся против него конкретных уличающих показаниях.

Приемы полного отрицания, свойственные менее замешанным лицам, применялись и представителями основной группы обвиняемых. Они прибегали также к «смягчению» обвиняющих показаний, «снижению» значения упоминаемых в них фактов. В силу этого имеющиеся показания открывают перед исследователем ту противоречивую картину, которая долгое время смущала историков: полное противоречий описание деятельности тайного общества, которое содержит разные, порой – диаметрально противоположные оценки одного и того же события, факта или лица. В целом образующаяся картина достаточно неправдоподобна: действовала одна небольшая группа руководителей, другие участники не действовали и в большинстве своем даже не сочувствовали цели тайного общества. Эта картина – результат влияния линии защиты подследственных в условиях процесса и, вместе с тем, результат давления на лидеров тайного общества со стороны следствия.

Следственные показания – это в своей основной массе ответы на «опросники», которые содержали прежде всего ту информацию, которая интересовала расследование. При анализе содержания показаний необходимо иметь в виду, что в ответах на вопросы страдает полнота освещения: даже формулировки «вины» в итоговых документах следствия зачастую далеки от выявленного значения того или иного члена в тайном обществе. Еще один важный момент: подлинный характер связей наполняется радикальным с точки зрения обвинения содержанием, в силу особого внимания следствия к «государственным преступлениям».

Для решения современных задач исследования документов следственного процесса представляется, что учет обстановки следствия, а значит обстоятельств происхождения следственных материалов, должен включать весь комплекс факторов, определяющих тенденциозность заложенной информации, в особенности – интерпретирующих ее оценок, а также особых «фигур умолчания», заложенных в этих источниках.

В этом отношении наиболее последовательной представляется позиция И. А. Мироновой. Исследователь обращала внимание на то, что при использовании следственных материалов необходим учет особенностей происхождения этого источника. Она отмечала, что и следствие, и подследственные искажали подлинный характер реальных отношений. Следствие, сосредоточив свое внимание на планах цареубийства и «бунта», создавало тенденциозную картину деятельности конспирации. Но и подследственные, со своей стороны, также «старались затушевать свое участие в тайном обществе, обойти острые вопросы в его деятельности… о многом умалчивали или говорили вскользь»[350]. Все это затрудняет работу с документами политического расследования; содержащиеся в них данные требуют тщательной проверки, сопоставления и комплексного изучения.

Главным элементом анализа является учет условий происхождения документов. И. А. Миронова показала, что в условиях следствия нужно учитывать, во-первых, приемы следователей, и, во-вторых, тактику поведения подследственных. Направление следствия сужало круг рассматриваемых вопросов. Поэтому значительная часть информации о реальных конспиративных связях осталась за пределами показаний. Другой основополагающей причиной неполноты данных, содержащихся в этих показаниях, являются приемы защиты обвиняемых. Различные варианты линии поведения на следствии в основной своей части предусматривали создание у следователей впечатления откровенности и полноты признаний, «раскаяния» подследственного. Одновременно обвиняемый, понимая из задаваемых ему вопросов, что известно следствию, а что оно не знает, пытался скрыть новые обвиняющие его данные, обойти наиболее опасные для него вопросы.