– Киллеру проще уехать на машине, тем более что камер наблюдения в этих переулках нет.

– Ты же сам сказал, что автотранспортом полиция занимается, твое дело съемную квартиру найти, – повысил голос полковник. – А еще, музыкальные школы проверь, театры, Дома культуры. Там на фото могут узнать знаменитого на весь мир виолончелиста.

– Сделаю, – кивнул головой Козырев.

В этот момент раздался звонок мобильного. Полковник, определив номер, сказал в трубку: «Докладывай».

– В 11 часов 30 минут Егорову кто-то позвонил из Крыма. Разговор длился одну минуту, после чего Егоров отправил на обед охранника и водителя, а сам через черный ход покинул офис.

Барский открыл глаза. В палате никого не было. Из радиоточки мужской голос требовал запретить фильм «Матильда» и сослать на Соловки Учителя.

«Привидится же такое», – подумал больной и стал убеждать себя, что все это ему приснилось.

Но тут он увидел рядом с собой старшину НКВД Василия Пронина из киевской расстрельной команды. Чекист был в форме, с револьвером в руках и такой же молодой, как на фото из домашнего альбома.

– Их надо было расстрелять с коммунистической ненавистью в девяностом году прямо на Арбате, а теперь, поздно. Они расплодились. Их сотни тысяч! Царей прославляют. Вечно живого из Мавзолея вынести хотят, – заговорил газетными штампами старшина. – И ты вместо того, чтобы продолжить наше дело, в «инфарктную» палату залег.

– А что вы предлагаете? Стрелять в бывших комсомольцев, которые несут всякую чушь про царя и Матильду? – указал на радиоточку Барский.

– Мне нравится ход твоих мыслей. Тебе дать револьвер? – потянулся к кобуре чекист. – А может, автомат?

– Зачем мне автомат?! Сейчас не девяносто первый, на каждом столбе видеокамеры висят. Засекут моментально, – возразил Барский. – Да и шума много от него. Это тогда показуху любили устраивать из каждой ликвидации, а сейчас всё по-тихому. Яду добавили в суши, и отъехал клиент от инфаркта в иной мир.

– Логично, – быстро согласился старшина. – Бери снайперскую винтовку.

– Для снайперской винтовки настоящий снайпер нужен, а я не знаю, кто я такой и что делаю в Москве?

– Я помогу тебе! У моих клиентов память восстанавливалась за минуту до расстрела. В глаза! В глаза смотреть! Не отворачивайся! Я верну тебя в 37-й год прямо сейчас! – старшина поднял револьвер и направил его в сторону больного. – В отличие от Козлова я стреляю без промаха! И прицел у меня проверенный. Приговоренных к расстрелу, убивал с первого выстрела!

– А меня за что?! Я не знаю никакую Матильду. И балерин у меня никогда не было, – голосом драматического актера произнес больной. – И в убийстве царя не участвовал. Это было до революции. Меня тогда еще и в проекте не было. Ты понимаешь, я из другого времени. Я свое отстрелял в девяностых.

– Вот, ты и признался!

– В чем?

– В убийствах. А я все время голову ломал, кто же это «сейлемовских» бандитов-рэкетиров кладет пачками из автомата? Двадцать могил на почетном секторе «Абдала» твоих рук дело?

– Ты сюда еще «греков» добавь и «башмаков». Все крымские «висяки» на меня оформи и тогда «Героя Украины» тебе президент посмертно даст.

– Ты же сам только что признался, что свое отстрелял в девяностых, – старшина поднес к голове больного револьвер.

Барский не стал ждать выстрела, вырвал из руки иглу, по которой к нему в вену поступало лекарство из капельницы, и выскочил из палаты.

Оперативник ФСБ Козырев с полковником Морозовым работал вместе лет десять и уже привык к его «нелогичным» приказам и указаниям. Иногда Морозов попадал в цель, и тогда они получали благодарности и денежные премии, но последнее время фортуна отвернулась от полковника, он провалил несколько громких дел. Теперь ему грозила почетная отставка, а самому Козыреву – командировка в «солнечную» Сибирь, о чем уже не раз намекал генерал Суслов.