ДЁЗЁ

За прошлый год все деревом оделись,
Все те, кто украшеньем был на елке,
И те, кто для другого елкой был:
Священники, лакеи, генералы,
Прелюбодеи, дожи, короли.

РОЛАНД

Почти, я бы добавил, есть зазор,
Со сцены ты сойдешь или в могилу.
Все изменилось. Изменились все.

ДЁЗЁ (Выглядывает в окно.)

Ну что ж, я не завидую соседям,
Порывы ветра их сполна проветрят,
Платаны ежатся, но процветают
На нашей славной площади Кюри.

РОЛАНД

Кому Кюри, кому иное имя.

ДЁЗЁ

Кому, пускай проезд, но Королевский,
Ты в нашей части инопланетянин,
Ты с гор будайских снизошел. Смотри-ка,
Напротив больше нет кафе «Манреза»,
Хороший конкурент всегда подспорье.
Но что им помешало, интересно?
Клиентов распугали, прогорели?
Круг завсегдатаев усох и сжался?
Я помню, в их меню стоял прекрасный
Салат: икра с папайей. Цены лезли
К высотам Эвереста. Жадность губит.

РОЛАНД

Такая атмосферная площадка.
«Диаспора» была там прежде, нет?

ДЁЗЁ

Была, недолго.
А до того еще кафе «Гвоздика».
Гвоздики вянут, имена тускнеют,
Все прогорают рано или поздно.

РОЛАНД

И «Орегано» нынче кончил так же.
А те были открыты до утра,
Живая музыка и все, что хочешь,
Приют для глаза, нега для желудка,
Но ополчились жители напротив,
Дом престарелых, нечего сказать.

ДЁЗЁ

Бар «Тора-Бора», он еще давно.

РОЛАНД

Еще закрылся «Базилик», он был
Второразрядным, но и он туда,
Зато живет «Кафе Аутодафе»,
Такой кислотный кич для неоснобов,
Тинейджеров с горящими глазами,
Я ненавижу этих пубертатов,
Как прежде ненавидел сам себя,
В шестнадцать лет я был ужасный гений,
Поэт, художник слова, но не дела,
Какой это был год, ты не напомнишь?

ДЁЗЁ

С тех самых пор все в дерево оделись,
Остыли пылкие надежды,
Истлели чахлые одежды,
Горбатая неплохо преуспела.

РОЛАНД

Внушителен и грозен черный список:
Букмекеры и звезды караоке,
Банкиры, теневые воротилы.

ДЁЗЁ (Загибает пальцы.)

Философы и оперные гранды,
Министры, судьи, госсекретари.

РОЛАНД

Убыток превосходит все стандарты.

ДЁЗЁ

Почти все умерли, ужасный год!
Лишь мы остались, траурные мины
Грядущее готовы подорвать.

РОЛАНД

Почти все умерли, лишь мы живем.

ДЁЗЁ

В ушедшем все ушли, и в тот же год
Я помню всех живыми, было все
У всех, мы вытянули свой билет,
Не черный ящик, наш удел White Box,
И Роланд остается на ногах,
Здесь, у меня в раю, официантом!

РОЛАНД

Выходит, славный год, ты не считаешь?

ДЁЗЁ

Ты помнишь, здесь пустынно было прежде,
Затем пришла весна, затем расцвет,
Затем сбор урожая – и расплата.

Звонит телефонный аппарат. Дёзё поднимает трубку.

ДЁЗЁ

Я понимаю. Хорошо. Пока.

(Роланду)

Сегодня Марианна не придет.
Упорствует. Ей вдруг взбрело на ум,
Что будет холодно. Болеет Бланка,
Патриция не в духе. Та не выйдет,
Пока не просветлеет, дождь и слякоть,
И просто настроение не то,
На улице всегда такие толпы,
Процессии, процессы, черт-те что.

РОЛАНД

Мне очень жаль.

ДЁЗЁ

Все умерли, наполовину или
Дотла сгорели. (Выглядывает в окно.)
Наполовину Кальман.
Исследуя, он ищет,
Как будто палец по прожилкам листьев,
В обломках года
Найти он хочет,
Кто нынче кто, ведь нынче все иначе,
Стал мертвой точкой этот новый год.

РОЛАНД

Я где-то слышал про его дела.
Ведь это Кальман Доннер,
Хирург в больнице Яноша, я прав?

ДЁЗЁ

Мы прежде с ним учились вместе в Толди[1],
Он был меня на класс, на два моложе?

РОЛАНД

Обычно он сюда с женой приходит.

ДЁЗЁ

Обычно да. Но все переменилось,
Теперь считаем два по одному.

РОЛАНД

Не говори.

ДЁЗЁ

Но я скажу. В Сент-Иштван[2] он однажды
Был на дежурстве.
Случилась буря. Привезли на скорой
В несчастье привлекательную даму,
Которая в аварию попала.

РОЛАНД

Кого же?

ДЁЗЁ

Да Дельфину. Помнишь, Роли,
Такая рыжая, с высокой грудью,
Вся из себя и в теле,
На сцене оперной поет?
Она отнюдь не дива и не прима,