Через четыре часа все закончилось. Гости поели и выпили, хотя многие начали возмущаться из-за еды, напитков и подарков. Они хотели ресторанных блюд, которые подавали в доме самым почетным гостям за столом с вилками и ножами. Хотели угощений навынос, чтобы еще бесплатно поужинать. Все же свадьбу устраивали сами Ганьо!.. Сердитый взгляд Нэнси в конце концов их прогнал, однако они успели кое-что прихватить: завернутую в салфетку и в платок жареную рыбу, бокал, засунутый в сумочку, набор столовых приборов, спрятанный в подарочный пакет, а также два пластиковых стула – позже их унесут в спальню тоги Пайеса. Все до единого должны извлечь выгоду из нашего союза.

Мы покинули дом на тетушкиной машине. Я ужасно устала, ноги ныли; хотелось упасть в кровать и не вставать по меньшей мере сутки. Увы, мама и новые родственники мне не позволят. Мы направлялись к тетушке, чтобы позвонить Эли и поделиться подробностями прошедшего дня. Позже они вышлют ему фотографии и видео. Затем водитель отвезет нас с тетушкой и мамой в церковь, чтобы проверить, все ли готово к воскресной службе для благословения нашего брака, после которой мы с мамой начнем собираться в Аккру – тетушка не хотела затягивать с отъездом.

– Теперь ты его жена и должна жить в доме мужа, – сказала она спокойно, но твердо, едва я уселась на заднее сиденье автомобиля между ней и мамой.

Когда мы отъезжали, нам махали и кричали дети с разорванными подарочными пакетами со свадьбы. Тетушка помахала в ответ, затем вновь повернулась ко мне:

– Тебе полагается занять свое законное место.

Она не сказала, что в тот момент мое место занимала либерийка – женщина, которая не являлась женой Эли, которая презирала его семью и смотрела на наши традиции свысока. Тетушке и не нужно было говорить, мы и так знали. Именно из-за этого мы с трудом засыпали и поднимались на рассвете. Именно эту проблему мне предназначалось решить.

В понедельник я впервые в жизни проспала до полудня – мама никогда не позволяла мне долго валяться в постели.

Встав на рассвете, чтобы опорожнить мочевой пузырь, который лопался от «Мальта Гиннесс»[10], выпитого накануне на приеме после церковной службы, я услышала шуршание веника. Сметать увядшие коричневые листья миндальных деревьев с нашего маленького неогороженного двора, пока утреннюю прохладу не сменила духота, всегда являлось моей обязанностью, от которой меня избавляло лишь трехлетнее обучение в государственной школе-интернате в другом городе. А теперь вот, видимо, и брак – брак с Эли Ганьо. Внезапно я задумалась, как меня отныне зовут: миссис Афи Ганьо или все еще Афи Текпле? Появляется ли приставка «миссис» и новая фамилия только после венчания, или вполне достаточно традиционной свадьбы? Вряд ли это беспокоило наши семьи: им важно лишь, чтобы меня признали женой Эли перед народом и перед Богом. Мой отец, однако, будь он жив, непременно настоял бы на свидетельстве о браке.

Отец, Элластриас Текпле, всегда все делал по закону. Хотя многие в те времена не нуждались в признании брака государством, папа официально расписался с мамой и гордо вывесил свидетельство на стене в нашем доме, выделенном дорожно-транспортным министерством, где он работал инженером. Папа пустил к себе только одного из своих племянников, Додзи, поскольку считал неправильным втискивать кучу народа в маленький домик.

– У тебя есть гостиная, есть кухня, – возмущался его самый навязчивый брат Пайес. – Даже веранда есть с крышей!

Мужчины сидели в гостиной, а я пряталась за дверной занавеской, подслушивая по указанию мамы, но и из-за собственного любопытства восьмилетки, чей дядя вечно приносит с собой скандалы.