– Видели вы его в обществе иностранных подданных?

– Конечно! Ведь он был горячим сторонником внедрения на нашем заводе производства брони по методу «Фридриха Круппа». Это германская фирма. Делегация оттуда недавно была у нас с визитом. Александр Петрович много общался с их главным инженером.

– Каково ваше мнение относительно качества крупповской брони? – не унимался Жарков.

– В настоящее время общепризнано, что это наилучшая корабельная броня. Александр Петрович лично устроил испытания образцов у нас на полигоне.

– И как?

– Результаты выше всяких похвал.

– В чем секрет?

– Свой рецепт немцы не раскрывают, – с досадой ответил помощник начальника управления.

– И требуют за него немалые деньги, – уточнил Петр Павлович.

– Угу, – вздохнул провожатый.

– Сколько?

– Не менее 100 тысяч в год на первые шесть лет.

Петр Павлович бросил Ардову многозначительный взгляд, как будто давал сигнал приготовиться к важной операции, которую намеревался сейчас исполнить.

– А о том, что немцы требуют закупить у германских фирм новые станки и механизмы, мы молчим, да? – запальчиво поинтересовался он у инженера. – Что понадобится строительство газового завода, нового прокатного цеха, мартеновской мастерской – это мы в расчет не берем?

Гаген-Торн с опаской посмотрел на визитера.

– Электродвигатели германской фирмы «Шуккерт» из каких источников предполагаете покупать? – продолжал сыпать каверзами Жарков, поражая спутников невероятной осведомленностью в вопросах производства корабельной брони нового типа.

– Из кредитов, выделенных на новое судостроение… – наконец ответил инженер, не понимая природы жарковского возбуждения. – Великому князю Алексею Александровичу[13] предоставлена справка-ведомость на все заказы…

– А мы сами, стало быть, изготовить броневые плиты подобной прочности не можем?

– Не можем…

Гаген-Торн наконец подвел чинов полиции к столу Лундышева.

– А какое отношение это имеет к смерти Александра Петровича? – наконец поделился он недоумением, которое вызвала у него исполненная Жарковым эскапада.

С не меньшим удивлением наблюдал за ходом дискуссии и Ардов.

– Мы обязаны проверить все версии, – уклончиво ответил криминалист и принялся перебирать папки на столе.

Воспользовавшись затишьем, в разговор вступил Илья Алексеевич:

– Скажите, вчера Лундышев ушел со службы раньше обычного?

– Да, я лично отпустил, – подтвердил Гаген-Торн. – Сказал, требуют семейные обстоятельства.

На этих словах Жарков опять бросил Ардову взгляд с особым значением, как будто прозвучавшее признание окончательно расставляло все по местам.

– Как, по-вашему, повел бы себя Лундышев, если бы застал супругу в объятиях любовника?

– Мне кажется, вопрос не слишком деликатный… – попытался было уклониться инженер.

– И все же я вынужден настоять, – проявил твердость сыщик.

– Как я уже говорил, Александр Петрович имел непростой характер… – принялся подыскивать слова Гаген-Торн. – Вспыхивал мгновенно! Полагаю, это было следствием контузии. Впрочем, и отходил быстро. Извинялся.

– Он мог в приступе гнева выстрелить в соперника? – прямо спросил Илья Алексеевич.

– Вне всякого сомнения, – вздохнув, без особого желания признал очевидное инженер. – Некоторое время назад его на время даже лишали права ношения табельного оружия – он угрожал мичману Прохоренко по пустяшному поводу.

Илья Алексеевич вернул Жаркову взгляд – мол, видите, версия самоубийства в состоянии аффектации имеет вполне очевидные основания.

– Что и требовалось доказать! – воскликнул криминалист и хлопнул ладонью по столу: под ней оказался корешок железнодорожного билета, извлеченный из ящика стола. – Сестрорецк!